83. Неизбежная глава, обрывающаяся на самом напряженном месте
Чуда не сразу уразумела, что драконы покинули Пасть и не собираются возвращаться через пять минут. Чуда сказала драконам, что Билл крадет их золото. Их яростный возмущенный рев совершенно лишил ее рассудка и едва не лишил чувств. Но она помнила, как они взлетели, как пошли по спирали вверх, к жерлу.
И оставили ее одну в логове.
Она, вопреки всякому здравому смыслу, еще жива.
Она встала. Осмотрелась. И тут на нее свалилось полное понимание ситуации. Вот она, возможность изучить драконье лежбище, их самое интимное место, спрятанное ото всех. Кто знает, что они оставили среди золота? Чешуи? Объедки? Экскременты?
Можно рискнуть. Ведь узнаешь так много!
Хорошенько поразмыслив, Чуда присела, набила, сколько могла, золота в карманы и со всех ног пустилась к воротам.
84. Финансовый коллапс
Балур глядел, чувствуя, как напрягаются мышцы на щеках и лбу, натягивается кожа, расширяются щелястые зрачки. А глаза лезли наружу, испытывали глазницы на прочность, чтобы соответствовать выражению несказанного ужаса на лице.
Впереди один за другим садились на тусклую выжженную траву равнины драконы Консорциума. От каждого содрогалась земля. Твари встали вокруг пылающих фургонов.
Вокруг могил Летти и Билла.
Внутри Балура словно разодрали что-то большое и важное. Боль, отчаяние, горе, ненависть смешивались, ломались, разрывали нутро. Он захотел упасть на колени, дико завыть в ночь, броситься вперед, врубиться в драконов, вырвать их сердца и напиться крови, сгореть в их пламени, стать живым погребальным факелом на тризне по Летти.
Медленно, кусок за куском, фургоны развалились. Отпал кусок обшивки. Сложилось колесо. Наконец-то переломилась ось. Фургон осел наземь. Крыша просела, свалилась. Рухнули пылающие стены.
Огонь был ярким — трещащее желто-белое сияние. На него тяжело было глядеть в ночной темноте, тяжелой и душной из-за дыма, извергнутого Пастью преисподней. Пламя ярко освещало драконов. Их животы блестели, мерцали дергающиеся шеи. Сцену осветили с предельной ясностью.
И потому все увидели: едва развалились стены фургона, в ночь посыпались не золотые монеты, не готовое к выплате жалованье, не сверкающие среди пламени самоцветы.
На землю падали тусклые слитки свинца.
Шестьдесят тысяч человек разом вдохнули. И выдохнули — так слитно и мощно, что заколебалось пламя. Кажется, охнули даже драконы.
И тут, безразличный к всеобщему вниманию, развалился второй фургон.
Покатились свинцовые чушки.
Балур сконфузился. Какая бессмыслица! С чего драконам платить своим солдатам свинцом?
Но озабоченность его быстро затерялась в лютой войне между горем и ненавистью.
В армии Консорциума поднялся гомон. Там и сям закричали. Все больше и сильнее. В криках зазвучал гнев.
— Так это правда! — звонко заорал кто-то, и ветер понес крик над войском.
В душе Балура ненависть выиграла бой.
Он испустил вопль ярости — самый чистый и громкий боевой клич всей жизни. Раздиравшая душу боль выплеснулась наружу, оставив пустоту. А та заполнилась огнем, злобой, жаждой убийства. Балур бросился в атаку, вопящий, обреченный на смерть и трижды плюющий на это. Он умрет — но лишь после того, как искалечит драконов, на хрен.
Одна тварь обернулась поглядеть на него, высокомерно и презрительно ухмыльнулась. Надо же, какое оскорбительно мелкое создание вздумало бросить вызов! Дракон со свистом вдохнул. В его глотке заплясали искры.
И тут из ниоткуда, необъяснимый, как божественная молния, с неба пал бронзовый дротик и врезался в чешуи над блестящим золотым глазом дракона. Удар выбил сноп искр. Дротик скользнул по толстой чешуе и улетел прочь, не причинив вреда. Но дракон дернул головой — и нацеленный в Балура ураган огня превратился в заикающийся кашель, и в ночь безвредно вылетел всего лишь сноп искр.
Над драконом развернулся грифон. Его всадник тряс кулаком. Грифон заклекотал. Всадник схватил бронзовый дротик, швырнул — и тот скользнул вдоль драконьего бока, проделал рваную дыру в перепонке крыла.