В эту минуту в библиотеку, где сидела Дженни, вошел сэр Эдвард. Он уже видел газету за завтраком и рассеянно похвалил дочь за ее успехи.
— Все еще не можешь налюбоваться? — весело проговорил он.
— Ага!.. — улыбнулась Дженни. — Ты понимаешь, папа, что это для меня значит? Телефон уже раскаляется от звонков с предложением работы. Мой агент с ног сбилась, отвечая всем! Она говорит, что я уже фактически обеспечила себе карьеру и всего через год буду зарабатывать столько же, сколько Джерри Холл.
— М-м… неплохо, неплохо… — все так же рассеянно отозвался отец. Он явно думал о чем-то своем. — Выпьешь что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Дженни не расспрашивала, а терпеливо ждала. Она знала, что рано или поздно он сам скажет, что у него на уме. Но отец был весел, а это означало, что новость по крайней мере хорошая. Во всяком случае, в газетах ничего не писали о его невольной причастности к тайным махинациям Слая Капры и Мариссы Монтклер, а трест «Толлемах» по-прежнему процветал.
— Дженни… — наконец проговорил отец.
— Да, папа?
— Я сегодня пригласил к нам обедать одного человека… — пробормотал он смущенно. — Ну это… словом, это очаровательная молодая женщина, с которой я познакомился. Ее зовут Джульетта Валентино.
Дженни снисходительно усмехнулась.
— Надеюсь, это ее настоящее имя? — весело проговорила она.
Сэр Эдвард не понял шутки и непонимающе уставился на дочь.
— А, ладно, не важно, — тут же сказала Дженни. — Меня сегодня все равно не будет. У нас небольшая вечеринка с друзьями по случаю успешного начала моей карьеры. А завтра я начну искать себе квартиру, так что твои подруги могут запросто оставаться здесь на ночь, никого не стесняя и не стесняясь. — Дженни говорила с отцом, почти как с ребенком. — Тебе нужно наконец вновь задышать полной грудью, папа.
— Да, пожалуй… — пробормотал сэр Эдвард. Он вдруг понял, что инициатива находится в руках дочери. Ощущение это было столь непривычно, что он даже растерялся.
— Удачи тебе, — пожелала Дженни с улыбкой и вышла из комнаты.
Мэйвис и Берт Хэндфорд с подозрительной недоверчивостью и удивлением рассматривали чек, который пришел к ним из банка «Ллойдс». Там была указана сумма в три миллиона шестьсот пятьдесят четыре тысячи американских долларов. Цифра просто не укладывалась у стариков в голове. Но бумажка была настоящая, а в сопроводительном письме говорилось, что их дочь Трейси поместила эти деньги на депозитный счет с условием, что если она к началу июня сама не заберет их, вся сумма должна быть передана ее ближайшим родственникам — Мэйвис и Берту Хэндфорд.
Во-первых, их потрясло то, что у Трейси водились такие деньжищи. Во-вторых, то, что она, по-видимому, осознавала угрожавшую ей опасность, раз отдала подобные распоряжения администрации банка.
— И что мы будем с этим делать? — спросила Мэйвис растерянно. — Столько денег…
— Они все равно не вернут нам нашу Трейси, — буркнул Берт. — Но хорошо, что она все-таки не забывала о нас там, в Америке…
— Да, — согласилась Мэйвис. — Она всегда была хорошей девочкой.
На высоких горных пиках все еще лежали шапки снега, но в долине у озера было тепло и дул легкий свежий ветерок, поднимавший совсем слабую рябь на воде. Стирлинг сидел в кресле-качалке в живописном садике перед одним из самых старых особняков в Нью-Хэмпшире и лениво наблюдал за тем, что происходило на озере. В глаза бросалось яркое многоцветье треугольных парусов. А по самой середине медленно шло прогулочное судно, битком набитое туристами, оставляя за собой пенный след… На берегу проходили пикники, бегали и резвились дети… До Стирлинга доносился их веселый смех.
Впервые его привезла сюда Ребекка, знакомить со своими родителями. Ему очень приглянулись здешние идиллические места, и с тех пор он побывал тут уже несколько раз. Фруктовые сады и маслодельни навевали на него покой и ощущение радости жизни. Здесь пели редкие птицы и росли экзотические цветы. Стирлинг и Ребекка частенько проводили в Нью-Хэмпшире выходные. И каждый раз, возвращаясь в воскресенье вечером в Нью-Йорк, Стирлинг чувствовал в себе приток новых сил и мощный заряд жизненного оптимизма.
Здесь родилась и выросла Ребекка. Здесь были ее корни. Здесь следовало искать истоки ее мужества и целеустремленности. «Такие качества человеческого характера — большая редкость по нынешним временам», — думал он. И Ребекка в полной мере проявила их, когда подумала в те страшные минуты прежде всего не о себе, а о детях. Она не пала духом, когда ее настиг в пустынном туннеле под толщей воды брат Слая Капры, вознамерившийся разделаться с ней.
Стирлинг знал, что никогда уже не сможет забыть тот день…
Джерри Рибис признался потом, что одному из братьев Слая Капры все же удалось ускользнуть от полицейской облавы. Пауло боготворил Слая с детства и не смирился с его гибелью. Обезумев, он решил отомстить Ребекке.
Аквариум, разработанный Россом Шинэном, на самом деле принадлежал семье Капра. Его планировалось использовать для отмывания денег, заработанных на нью-йоркской наркоторговле. Мол, где с катеров сбрасывали в аквариум пищу для его обитателей, служил чем-то вроде склада у наркодельцов. Кокаин и героин содержались там в металлических контейнерах, охраняемые круглосуточно самыми настоящими свирепыми акулами.
Дороти было приказано пригласить Ребекку для эксклюзивного фоторепортажа до официального открытия комплекса, и она, ничего не подозревая, выполнила приказ реальных хозяев аквариума.
— А что случилось с Пауло? — спросил Стирлинг. — Вы нашли его труп? Может быть, ему опять удалось скрыться?
Ответ Джерри вызвал у Стирлинга приступ дурноты. Рибис сообщил, что им удалось отыскать только останки Пауло, растерзанные скатом и акулами. Брата Слая удалось опознать лишь по зубам.
С тех пор прошло несколько месяцев. Стирлинг благодушествовал в саду, который принадлежал родителям Ребекки, с озера долетал веселый детский смех, но те страшные события вновь всплыли перед глазами, и он содрогнулся. На него словно наползла темная и зловещая тень прошлого. И он поморщился, понимая, что эти видения будут преследовать его до конца жизни.
Он услышал, как из дома кто-то вышел и направился к нему через лужайку. Обернувшись, Стирлинг увидел стройную фигурку Ребекки. Она улыбалась. Приблизившись, она опустилась рядом с его креслом-качалкой прямо на траву и взяла его за руку.
— Ну как ты, малыш? — мягко спросил он.
— Как нельзя лучше! Рассказывала маме про наш медовый месяц в Европе. Представляешь, она отказывалась верить своим ушам, когда узнала, чем мы питались в Париже!
Ребекка рассмеялась. Она была все так же беззаботна, как и раньше, только глаза ее изменились. Это были глаза молодой, но уже много пережившей женщины.
— А ты рассказывала ей, чем мы там занимались? По ночам?
