Белолобый на этот раз не искал следы своей стаи. Лизнув полукровку в нос, позвал ее на поиски логова. Та пробежала несколько шагов, тяжело переставляя лапы. Вожак понял, скоро им будет не до выбора. Если не повезет быстро найти удобное место, придется расположиться посреди открытой тундры, незащищенными от врагов остаться. Надо было спешить… Но подруга не торопится. Что-то вынюхивает. Почерневший снег лижет.
На снегу лежал совсем теплый пепел. Головешки от недавнего костра еще таили в себе огонь. Здесь был человек. Он ел мясо. Вон как вкусно пахнут кочки, на которые осел не успевший выветриться запах. Но… кроме него человек ничего не оставил для поживы. Даже обглоданные кости сжег на костре. Белолобый догадался: человек не бросает объедков в тундре, чтобы волки не пошли по следу. Когда нет времени сжечь остатки еды, человек всегда закапывает их в тундре. Прячет в снег. Даже пепел костров им забрасывает. Но нынешний снег таял быстро. Белолобый глотал голодную, колючую слюну. Злился на человека. Полукровка искала поблизости от костра хоть какой-нибудь кусок, оброненный по случайности. Вот кочка, здесь человек был. Тоже, наверное, участок метил своим пометом. Но это для людей, не для волков. Она бежит дальше. Как вкусно пахнут следы человечьи. Вот и то, что так долго она искала. Кусок мяса. Прямо под деревцем. Волчица бросилась к лакомству, чтобы проглотить его вмиг. Впервые она не вспомнила о белолобом, который подскочил, чтоб оттолкнуть подругу. Но поздно… Капкан сработал туг же.
Волчица взвыла от боли. Обе передние лапы попали в тиски. Петля из толстой проволоки надежно держала их. Полукровка повалилась на бок, оглашая тундру воем боли и страха. Кричала во весь голос, роняя слезы на тающий снег, а на коварный капкан голодную слюну.
Белолобый знал: ни одному волку не удавалось вырваться из капкана. После схватки его стаи с собачьей упряжкой и человеком этих железок все больше появилось в тундре. Если такое происходило на глазах у стаи, попавшего в капкан разрывали свои собратья, оставляя человеку клочья шерсти.
Белолобый осторожно обошел полукровку, обнюхал капкан. Понял, что с ним не справиться. Потом осмотрел трос, попробовал его перегрызть. Неудача. На тросе ни одной царапины не осталось, зато клыки заныли от боли. Вожак подошел к волчице. Устало лег рядом. Та поняла: надежды нет. Грустно оглядев тундру, подняла морду кверху, завыла истошно, призывая смерть. Так воют волки, чуя кончину.
На вой полукровки слетелись вороны. Для них голос приближающейся смерти — желанный зов. Правда, умерший волк не ахти какое лакомство, но все ж еда, сытость. Вороны запрыгали на снегу от нетерпения. Пока поодаль. Не может белолобый долго охранять свою подругу. Придет время — отлучится. Чтоб поесть. Тогда и их черед обеда или ужина настанет. Только нужно не прозевать свою добычу. Падалыщики, кося черные глаза, так похожие на тундровую ягоду шикшу, не улетают. Ждут. Белолобый знает, чего ждет воронье. Но время идет. Вот и ночь наступает. Вороны сели на дерево, к которому привязан капкан. Незаметно белолобый уходит недалеко и вскоре приносит полукровке зайчонка. Сам мышей поел и лег рядом с подругой. И едва проклюнулся рассвет, уже ни на шаг не отошел от волчицы. Все думал, как ей помочь, как отделаться от капкана. Несколько раз он пытался перегрызть его. Не получилось. А к полудню всполошились вороны. Загалдели, закричали зло. Пролетавшая сорока что-то крикнула им, и они, сорвавшись с деревца, покинули место ночлега, даже не оглянувшись на волков, прижавшихся друг к другу. По их крику белолобый понял, что опасность близка. Взъерошив загривок и глухо рыча, он лежал около подруги, пока не услышал человеческий голос и собачьи тявканья. Лизнув полукровку в живот, белолобый спешно потрусил к распадку, где было безопасно, откуда можно увидеть все, а самому остаться незамеченным.
Собаки тут же заметили волчицу в капкане и с лаем и рычанием подскочили к ней. Человек едва удержал их. Не дав приблизиться вплотную, остановил собак, слез с нарт, подошел к полукровке. Нагнулся. Та приподняла морду. Глянула на человека и закрутила хвостом. Человек даже отпрянул от удивления. Потом протянул руку к волчице, попытался погладить там, где еще на животе не просохла слюна вожака. Полукровка щелкнула клыками у его кисти, отдернув руку, тот сел на кочку рядом с волчицей. Закурил. О чем-то стал размышлять. Потом встал. Подошел к упряжке. Заговорил с вожаком ездовиков.
— Что кричишь, однако? Не волчица она. Собака! Понял? Да еще пузатая. Может, и от волка. Но все равно убивать нельзя. Она нам ездовиков хороших подарит. Вот-вот принесет. Незачем нам от молодых псов отказываться! Мы же не дурнее того глупца, какой выкинул или прозевал эту собаку. Верно, щенком убежала в тундру. Ее и не нашли. Одичала. Да только мы ее быстро приручим снова. А убей такую — за шкуру ничего доброго не возьмешь. Она сама и щенки куда как дороже стоют.
Вожак понял слова человека, потому что всю свою жизнь жил рядом с ним. Рявкнул на упряжку. Собаки утихли.
Белолобый ничего не понял. Но перестал бояться за подругу. Помнил, что, если человеку надо убить зверя, он делает это сразу. Не медлит, не говорит с вожаком своры. Да и не едят люди волков. Они не стая.
Человек подошел к нартам, достал ремни. Вернулся к волчице. Наклонился. Быстро связал ее. Не обращая внимания на рычание, освободил ее лапы из капкана. Подняв с земли, он уложил полукровку в нарты рядом с мешком, набитым мясом — приманкой для волков. Почуяв еду, полукровка заворочалась. Человек усмехнулся, сказал ей:
— Это не для тебя, подожди, однако, до дома.
Он сел на нарты, но ездовик заупрямился. Все оглядывался на связанную полукровку, ворчал.
— Чего стоишь? Этой новой собачке нельзя в упряжку. Брюхатая она! Иль не понимаешь ты этого, глупый кобель? К нартам приучать надо. Она их никогда не возила. Так что давай, веди, пока остолом[2]я тебя не проучил! — рассердился человек. И вожак вскинулся: упряжка, сорвавшись с места, легко и быстро понеслась, увозя с собой подругу вожака и еще не родившееся, неувиденное потомство.
Белолобый бежал поодаль. Прячась за сугробы и кусты, перескакивая от кочки к кочке, он боялся потерять след нарт. Пугающе незнакомые запахи, ударившие в нос, остановили его, заставили вспомнить об осторожности. Припав к тундре всей требухой, он выследил, где упряжка остановилась. Человек вошел в свое логово, но скоро вернулся. Взяв полукровку на руки, он отнес ее в сарай и запер его.
Ночью белолобый попробовал прокрасться к сараю. Но собаки подняли такой лай, что пришлось быстро уходить. На следующую ночь при сильном ветре он сумел подойти незамеченным. Обнюхав строение со всех сторон, белолобый скребанул лапой по бревну, давая о себе знать. Полукровка не откликнулась. Видно, не поняла. Или не услышала. Тогда, сдерживая злое дыхание, злясь на человека, на подругу, на себя, начал он рыть землю у стены. Рвал ее когтями. Торопился. Забыв об осторожности, рванулся он к своей подруге, у которой, возможно, уже появились волчата.
Яма должна быть такой, чтобы она сумела вылезти наружу. И белолобый старался, забыв все на свете, пока не очутился под сворой накинувшихся на него собак. От двоих, особо назойливых, он отбился. Но их было слишком много. Одному было не справиться. Тут нужна была бы целая стая. Но стаи нет. Он был один, и ему пришлось бежать от собачьей своры так, что свистел в ушах ветер. Зло, насмешливо.
