Книга Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
Я бы предпочла говорить о том, как сочиняются романы, говорю я им. Но они этого не хотят. Мое отсутствие интереса к тому, что интересует их, вполне искренне — вот все, что я могу им сказать. Им не нравится мой ответ.
В новом романе проститутка должна быть зрелой женщиной — особой, не слишком отталкивающей, на взгляд писательницы. Ее плохой любовник хочет проститутку помоложе, привлекательнее внешне, чем та, которую в конечном счете выбирает писательница. Читатель должен предчувствовать всю подлость любовника, но писательница ничего такого не замечает. Она сосредоточилась на своих наблюдениях за проституткой — не за клиентом проститутки и, уж конечно, не за рутинным механическим действием, но за окружающими деталями в комнате проститутки.
Тут должно быть что-то, связанное с симпатиями и антипатиями, которые писательница испытывает к мужчинам; возможно, она спрашивает проститутку, как той удается преодолевать физическое отвращение к определенному типу мужчин. Есть ли такие мужчины, которым проститутка говорит «нет»? Ведь должны же быть! Не могут же проститутки быть безразличны к… ну, скажем, некоторым свойствам мужчин.
Это должно случиться в Амстердаме: а) потому что проститутки там вполне доступны; б) потому что я еду туда; в) потому что мой нидерландский издатель — милый парень; я смогу его убедить познакомить меня с проституткой и помочь пообщаться с ней.
Нет, глупая, — ты должна встретиться с ней наедине.
Вот что мне нравится: почти неизменная напористость Алана. (Мне нравится, что у его напористости есть и свои границы.) И его критическое отношение — по крайней мере, к моему писательству. С ним я могу быть сама собой. Он терпелив со мной, он прощает меня. (Может, слишком уж терпелив.) С ним я чувствую себя в безопасности; я буду с ним чаше — буду больше с ним читать, выходить. Он не будет навязывать себя мне. (Он ведь не навязывал себя мне прежде.) Он будет хорошим отцом.
Вот что мне не нравится: он прерывает меня; правда, он всех прерывает. Не то чтобы его застольные манеры — я имею в виду манеры есть — смущают меня; скорее меня отталкивает то, как он ест. Существует опасность, что и сексуально он окажется отталкивающим. И потом еще эти волосы на тыльных сторонах ладоней… Ладно, хватит!
(На открытке Алану с изображением «даймлера» 1885 года в музее «Мерседес-бенц» в Штутгарте.)
ТЕБЕ НУЖНА НОВАЯ МАШИНА? Я БЫ ХОТЕЛА ОТПРАВИТЬСЯ С ТОБОЙ В ДАЛЬНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ. ЦЕЛУЮ. РУТ.
Перелет из Штутгарта в Гамбург, потом на машине из Гамбурга в Киль. Там много коров. Мы в земле Шлезвиг-Гольштейн — родине коров с таким названием. Везет меня торговый представитель моего издателя. Я всегда узнаю что-нибудь новенькое от торговых представителей. Этот, например, объясняет мне, что мои немецкие читатели ждут от меня большего интереса к «политике», чем я проявляю. Торговый представитель говорит мне, что мои романы имеют политический контекст в том смысле, в каком его имеет любое описание общества. Торговый представитель говорит мне: «Ваши книги политизированы, а вы — нет!»
Не знаю, то ли это критика в мой адрес, то ли просто констатация факта, но я ему верю. Этот же предмет возникает в вопросах от публики после чтений в Кюнстхалле в Киле — хорошая аудитория.
Но я вместо этого пытаюсь говорить о писательстве.
«Я в некотором роде похожа на человека, который делает мебель, — говорю я им, — а потому давайте поговорим кое о чем, связанном со стульями или столами».
По их лицам я вижу: им хочется, чтобы все это было сложнее, символичнее, чем на самом деле.
«Я задумала новый роман, — говорю я. — Он будет о том моменте в жизни женщины, когда она решает, что хочет выйти замуж — не потому, что в ее жизни появляется мужчина, за которого она искренне хочет замуж, просто она до смерти устала от плохих любовников».
В зале смех — спорадический и обескураживающий. Я пытаюсь сказать это по-немецки. Смех становится громче, но я подозреваю, что его вызывает мой немецкий.
«Вероятно, это будет моя первая книга, написанная от первого лица, — говорю я им и теперь вижу, что они теряют всякий интерес как на английском, так и на немецком. — В этом случае она будет называться "Мой последний плохой любовник"». (На немецком название звучит ужасно, его встречают скорее с разочарованием, чем со смехом: «Mein lezter schlimmer Freund». Похоже на роман о подростковой болезни.)
Я делаю паузу, чтобы выпить воды, и вижу, как публика, в особенности из задних рядов, покидает зал. А оставшиеся мучительно ждут, когда я закончу. Мне не хватает мужества сказать им, что героиней нового романа будет писательница. Это окончательно подорвало бы их интерес. Нет уж, хватит о том, как пишутся романы, и о конкретных заботах романиста! Даже мне скучно пытаться занять людей рассказом о том, чем же я в действительности занимаюсь.
Из окон моего номера в Киле я вижу паромы в заливе. Они циркулируют между Швецией и Данией. Может быть, когда-нибудь я отправлюсь на таком пароме с Аланом. Может быть, когда-нибудь я буду путешествовать с мужем, ребенком и няней.
Писательница, о которой я думаю: на самом ли деле она считает, что замужество будет концом ее свободы, ее возможности наблюдать мир? Если бы она уже была замужем, то могла бы отправиться к проститутке вместе с мужем! У замужней писательницы может оказаться больше свободы наблюдать. Возможно, женщина, о которой я пишу, не знает этого.
Интересно, стал бы Алан возражать или вместе со мной пошел бы наблюдать за проституткой с клиентом. Нет, конечно, он не стал бы возражать!
Но вот кого бы мне и в самом деле стоило попросить пойти со мной, так это моего отца.
(На почтовой открытке ее отцу с изображением проституток в их окнах на Гербертштрассе — улице красных фонарей в гамбургском квартале Сент-Паули.)
ДУМАЮ О ТЕБЕ, ПАПА. ИЗВИНИ ЗА ТО, ЧТО НАГОВОРИЛА ТЕБЕ. ЭТО БЫЛО ПОДЛО. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! РУТИ.
Перелет из Гамбурга в Кёльн; переезд из Кёльна в Бонн; великолепие университета.
Впервые кто-то из аудитории задал мне вопрос о моем глазе. (В моих интервью об этом спрашивали все журналисты.) Это была молодая женщина — она была похожа на студентку и говорила на почти идеальном английском.
— Кто вас ударил? — спросила она.
— Мой отец, — сказала я. В зале внезапно воцарилась тишина. — Локтем. Мы играли в сквош.
— Ваш отец так молод, что играет с вами в сквош? — спросила молодая женщина.
— Нет, он не так молод, — сказала я ей, — но он в прекрасной форме для человека его лет.
— Полагаю, вы побили его, — сказала студентка.
— Да, я его побила, — ответила я.
Но после чтений та же молодая женщина передала мне записку. В ней было написано: «Я вам не верю. Вас кто-то ударил».
Вот что мне еще нравится в немцах: они делают свои собственные умозаключения.
Конечно же, если я напишу в первом лице роман о женщине-писательнице, то каждый обозреватель будет клеить к нему автобиографическую бирку — все будут думать, что я пишу о себе. Но писатель никогда не должен не писать тот или иной роман из опасения возможной нежелательной реакции на него.
Ознакомительная версия. Доступно 36 страниц из 177
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Мужчины не ее жизни - Джон Ирвинг», после закрытия браузера.