– Звучит так, будто это твое последнее прибежище, – усмехнулся Коллин.
– Может быть. – Она снова повернулась к мольберту.
– Оставь, Эшли, – проворчал Коллин, недоверчиво покачав головой. – У художников – настоящих художников – это в крови. Если что-то мешает им заниматься любимым делом, они ждут не дождутся, когда смогут вернуться к нему.
Эшли вопросительно вскинула бровь:
– И откуда тебе это известно?
– Моя мать тоже была художницей, правда, не слишком удачливой. На самом деле она рисовала очень хорошо и наверняка добилась бы успеха, просто никогда не делала это своей целью. – Коллин бросил взгляд на мольберт и снова повернулся к Эшли. – Ты во многом очень похожа на нее.
Эшли улыбнулась. Зная Коллина, было нетрудно догадаться, что это самый большой комплимент, на который он способен.
– Я всегда хотела только этим заниматься, – призналась она. – Краски и живописные образы еще с детства завораживали меня… И то, что я могла переносить их на бумагу, казалось удивительным. Позже, увлекшись пейзажами, я чувствовала себя крошечным, но все же Богом, способным создавать новые миры на радость людям. – Эшли остановилась с заколотившимся сердцем. – А как ты, Коллин? Решил что-нибудь насчет того, чем заниматься дальше, когда мы… когда все кончится?
– Какая-то часть души подталкивает меня вернуться к фехтованию, – ответил он, пожав плечами. – С тех пор как я оставил это занятие, что-то внутри меня всегда томилось по нему. Правда, для Олимпийских игр я уже немного староват, и все равно, неплохо бы…
– Что? – спросила Эшли, с волнением ожидая, что за этим последует.
– И потом мне, наверное, придется взвалить на себя ответственность за будущее компании. В особенности теперь, когда я контролирую ее.
– Почему?
– А больше некому, Эшли. Не Джастину же!
– Может быть, ты справился бы и с тем, и с другим? Есть очень много крупных административных работников, у которых хватает времени и сил одновременно довольно серьезно заниматься спортом. Например, поло.
Коллин покачал головой с таким видом, точно уже обдумывал эту идею и отказался от нее:
– Это мне не по силам. Не стоит браться за слишком многое, а то может не получиться ничего.
– Уверена, с тобой такого не произойдет, – криво улыбнулась Эшли.
Коллин тоже улыбнулся в ответ, но в глазах его стыла печаль.
– Тебе трудно судить. Ты видела меня, когда я был полностью поглощен одной-единственной идеей.
– Мне кажется, ты способен заниматься всем, чем захочешь, – возразила Эшли.
– Я так не считаю.
После небольшой паузы она снова заговорила:
– Тебе так много дано, Коллин. Ты действительно никогда не думал о том, чтобы… остепениться?
– Чтобы завести семью, мало иметь возможность материально обеспечить ее. – На его лицо внезапно набежала тень.
Их взгляды встретились.
– Я говорила не о деньгах.
Коллин некоторое время молча смотрел на Эшли. Вид у него был такой, словно он хотел что-то сказать, но передумал.
– Ни одна женщина в здравом уме не пойдет за меня замуж, – в конце концов буркнул он. В его глазах мелькнуло что-то, похожее на сожаление, и тут же исчезло. Отвернувшись, Коллин посмотрел на мольберт. – Что здесь изображено, интересно?
Эшли, глубоко разочарованная, с трудом перевела дыхание.
– Костюмы, в которых мы пойдем на прием, – раздраженно ответила она.
– Я думал, мы просто возьмем что-нибудь напрокат.
– Глупости, – возразила Эшли. – Кое-чему ты меня все же научил: если уж собираешься что-то делать, делай с размахом.
– Touchе.[9]– Он усмехнулся, признавая свое поражение. – Разбойник с большой дороги и женщина-дьявол… Два отлично подобранных типажа, ничего не скажешь.
– Ну, если говорить о типажах, то нам следовало бы облачиться во все черное и натянуть лыжные маски, – засмеялась Эшли.
– Тогда было бы слишком легко догадаться, кто мы такие.
– Пожалуй.
Коллин продолжал разглядывать ее набросок.
– Думаешь, все это можно раздобыть до пятницы?
– Конечно, – уверенно заявила Эшли. – Диана как-то рассказывала мне об одном местечке на Восьмой авеню, где за двадцать четыре часа могут пошить все что душе угодно.
«Если бы все проблемы решались так просто», – подумала она.
– Ну, что скажешь?
Коллин внимательно окинул взглядом два костюма на портняжных манекенах, стоящих в центре музыкального салона.
– Должен признать, ты была права, Эшли. Мы произведем фурор, появившись в таком виде.
– Оружие самое настоящее, – объясняла Эшли, пока Коллин так и эдак рассматривал свой костюм. – Старая сабля, которая подвернулась мне в одном из антикварных магазинов Манхэттена. Едва увидев ее, я тут же подумала о тебе.
Не сказав ни слова, Коллин подошел к соседнему манекену. Костюм Эшли дополнял длинный черный парик с двумя торчащими из него посеребренными раковинами конической формы.
– Рога? – спросил он.
Эшли кивнула.
– А посмотри сюда! – Она продемонстрировала ему длинные, до локтей, красные кожаные перчатки. – В каждой из них есть небольшой мешочек чуть пониже запястья, а в нем – особый порошок. Легкое движение руки – и повалит дым.
– Впечатляет, – прокомментировал Коллин.
Костюм выглядел очень эффектно – из яркого красного шелка со смелым вырезом и неровным нижним краем, создаваемым складками присобранного материала. Поясом служила тяжелая цепь с висячим замком, а ожерельем – собачий ошейник.
– Кое-что, правда, не совсем меня устраивает… – Эшли разглядывала костюм с таким видом, словно чего-то в нем не хватало.
– Что? – непонимающе спросил Коллин.
– У тебя есть зажигалка?
– Зажигалка? – повторил он, недоуменно следя за Эшли взглядом. Выдвинув один из ящиков стола, она порылась и нашла в нем зажигалку. Прежде чем Коллин успел остановить ее, опустилась на колени, щелкнула зажигалкой и поднесла пламя к подолу своего костюма.
– Ты с ума сошла? – ошарашенно спросил он и попытался остановить Эшли, но она оттолкнула его. По-прежнему ничего не понимая, Коллин смотрел, как она методически ведет пламенем по нижнему краю ткани, стараясь не обжечься. – Какого черта?..
Эшли с улыбкой посмотрела на него.
– Дьяволу независимо от пола в аду приходится ходить по огню, – объяснила она. – Нам это вполне подходит, согласен?