Он схватил молодого друга за руку и развернул в сторону Каллевы. Теперь приближающаяся колонна была отчетливо различима, и поднятый над передними рядами штандарт не позволял усомниться в ее принадлежности.
— Видишь? — Макрон снова заулыбался: — Нет, ты не видишь! Это же сам хренов генерал!
ГЛАВА 41
Работы по строительству резиденции прокуратора на вновь укрепленной территории складской базы развернулись незамедлительно. Механики и саперы всех четырех легионов, неустанно трудясь, постарались как можно быстрее расчистить руины бывшего госпиталя и командного пункта, а затем принялись копать почерневшую от огня землю. Рядом с протяженными фундаментами управленческих зданий уже возвели два приземистых казарменных корпуса для размещения двух усиленных батавских когорт, которым предстояло нести здесь гарнизонную службу. Батавы, заносчивые светловолосые гиганты с германских границ, смотрели на местных жителей свысока. Они шатались по узким улочкам Каллевы, нагло приставали к женщинам, были задиристы и постоянно пьяны.
Чем хуже германцы вели себя, тем больший стыд ощущал Катон перед атребатами, с которыми обошлись так неблагодарно. Они, всегда державшие сторону Рима, теперь лишались права носить оружие и иметь свое воинство хоть в каком-нибудь виде. Плавт пришел в ужас, узнав, насколько этот народ был близок к сговору с Каратаком, и немедленно предпринял все меры для того, чтобы столь ненадежное племя никогда более не получило возможности угрожать Риму срывом военных поставок. Верика отныне царем только числился, а вся реальная власть над страной сосредоточилась в руках римского прокуратора и целого штата чиновных лиц, наделенных всяческими полномочиями. С самого возвращения в свой чертог Верика почти не вставал, оправляясь после ранения в голову, а в малом зале за его покоями советники неустанно вели спор о том, кому быть наследником трона.
Каратак отступил назад за Тамесис, и три легиона со вспомогательными когортами снова преследовали его, оттесняя к скалистым силурийским предгорьям. Но даже при этом обеспечение безопасности римских линий снабжения уже нельзя было доверить ни одному из здешних вождей, как бы ни демонстрировали они свою верность Риму. Так что едва Второй легион встал под Каллевой лагерем, царство атребатов было незамедлительно аннексировано.
А спустя еще несколько дней центурион Катон получил приказ явиться к Веспасиану.
День стоял душный, парило, и Катон предпочел прогуляться из расположения легиона до римской базы в одной тунике. Пройдя через всю Каллеву и миновав складские ворота, он подивился тому, что бревенчатый сруб резиденции прокуратора, под которую отхватили и часть плаца, и часть территории, где находились амбары, уже подводят под крышу. Да уж, для себя лично трибун, похоже, горазд расстараться.
Катон усмехнулся, вспомнив, что Квинтилл больше никакой не трибун. Военная служба, являвшаяся лишь первой ступенькой в карьере любого политика, для него благополучно закончилась. Сейчас он был прокуратором Римской империи, принадлежал к чиновничьей элите, что открывало перед ним путь к высшим государственным должностям. У этого хлыща под рукой даже имелась собственная маленькая армия из двух батавских расквартированных тут же когорт.
По левую сторону плаца возвышались шатры, в которых легат до завершения идущих полным ходом работ поместил прокуратора и обустроился сам. Вся эта зона находилась под жестким контролем личной охраны Веспасиана. Преторианцы шутить не любили, поэтому, несмотря на свой ранг, Катон вынужден был задержаться перед веревочным ограждением и под пристальными взглядами пятерых караульных дожидаться, пока шестой сбегает рысцой к начальству и справится, можно ли допустить его внутрь. В целом штабную территорию охраняло, похоже, не менее сотни вооруженных солдат, хотя сам Второй легион располагался в собственном хорошо укрепленном лагере, едва ли не равном по площади Каллеве, возле которой он был разбит, чтобы служить для всякого, в чьей голове еще таились бунтарские помыслы, наглядным и убедительным напоминанием о монолитной несокрушимости Рима.
— Дайте центуриону пройти, — распорядился вышедший из длинного низкого шатра, являвшегося своего рода приемной, писец.
Преторианцы расступились, давая Катону дорогу, но тот, выпрямившись, негромко произнес ледяным вызывающим тоном:
— В армии принято приветствовать старших по званию, и это правило распространяется на всех, включая личную стражу легата.
Оптион, командовавший караулом, опешил. Непривычного выслушивать замечания от штабных посетителей ветерана больше всего поразило даже не то, что его пытается осадить юнец, годящийся ему в сыновья. Это бы ладно, однако на сопляке не было никаких знаков различия. Нужно совсем уж свихнуться на скрупулезном соблюдении уставного порядка, чтобы нюхом угадывать ранг человека, одетого в одну лишь тунику. Нельзя требовать от людей невозможного. Это не лезло ни в какие ворота, что сознавал и Катон. Однако он не двигался с места, и прежде всего потому, что пребывал в дурном настроении. Уже несколько дней юношу мучило то, как пренебрежительно обошлись по возвращении в Каллеву с его бойцами.
Волков даже не допустили в армейский лагерь, а вместо этого выдали со склада самые драные палатки и велели отправляться с ними в усадьбу царя. Первую ночь Катон провел с Волками, но когда об этом прослышал Веспасиан, он направил центуриону приказ немедленно прибыть в расположение легиона и оставаться там до получения новых распоряжений.
Ему и Макрону было сказано, что легат назначит их на новые должности, как только разберется с делами. Не имея никаких прочих забот, Макрон вовсю пользовался возможностью отоспаться, в то время как молодой его друг часами бродил туда-сюда между рядами палаток из козьих шкур, стараясь вымотать себя так, чтобы, повалившись на койку, сразу же впасть в забытье. Но и в постели мысли юноши снова и снова обращалась к недавним событиям, гложущая тревога за своих людей отгоняла сон, в котором нуждалось его утомленное тело.
В таком настроении Катон был совсем не прочь сорвать злость на оторопевшем от его наглости преторианце, однако тот, чуя это, вскинул руку в салюте и медленно отступил. Катон, проходя мимо, кивнул ему и проследовал за писцом в шатер, где царила такая жуткая духотища, что канцеляристы, размножающие бесчисленные указы и постановления, связанные с обустройством новой провинции, сидели голые, в одних лишь повязках, едва прикрывающих их широкие чресла.
— Пожалуйста, сюда, командир.
Они прошли первый шатер насквозь, и старший писец почтительно придержал поднятый полог задней кожаной стенки. Далее находился своего рода внутренний дворик, который с двух сторон обступали шесть распахнутых наполовину шатров. В них за дощатыми, установленными на козлах столешницами работали трибуны со своими помощниками, не разгибавшими спин. Более вольготно чувствовали себя одни вестовые. Они, в любой миг готовые принять ворох депеш и доставить их туда, куда им прикажут, развалились на примятой траве, коротая время за игрой в кости. Писец провел Катона прямиком через дворик, где полное отсутствие освежающего ветерка, казалось, только усиливало жару, исходящую из палаток, и, пока юноша следовал за своим провожатым к самому большому, возвышавшемуся перед ними шатру, по его хребту под туникой потекли струйки пота. Полог большого шатра был тоже откинут, позволяя видеть широкий деревянный помост с окованными железом табуретами и огромным столом, за которым, потягивая вино, сидели двое мужчин. Писец нырнул под полог и подал Катону знак сделать то же.
