— КГБ ни при чем? — Кидд усмехнулся, и они все трое переглянулись.
— Джо, ты разве не знаешь, что стало с Эн? — спросила Миля.
— Она уехала из Нью-Йорка в Германию со своим художником.
— А потом… Она покончила с собой. Ее затравили.
— Откуда это известно?
Уолтер объяснил: вскоре после телепередачи к нему явился один русский, отрекомендовался бывшим сотрудником МИДа, каким-то образом он остался в Штатах, и выложил кое-что про Костаса, Берта и Эн, в частности о ее романе с художником. Уж он-то знает, как она получила визу на выезд. Весьма пикантные подробности. По просьбе Кидда Уолтер записал показания бывшего мидовца на магнитофон, за что тот потребовал, кстати, триста долларов.
— Дорогой Джо, вы не можете всего знать о своих друзьях, — успокаивал Уолтер. — Да и о самом себе вы многого не знаете. Кстати, этот тип утверждает, что за приличную сумму готов раздобыть нам копию вашего досье. Но Фрэнк не любит связывать себя фактами. Он писатель, а не историк. Какая вам разница, снимала Энн свои трусики для троих мужиков или для пятерых. Она делала это охотно – вот что важно Фрэнку.
— Вы недооцениваете Советскую страну, — говорил Кидд. — Здесь возможно все. Это идеальное поле для любых авантюр.
— Что конкретно тебя не устраивает? — удивилась Миля. — Самоубийство Энн подозрительно, об этом уже писали немецкие газеты. А тебе разве не приходило в голову, что и мой дядя как-то слишком вовремя умер? Как раз перед тем как ты должен был получить от него бумаги. Инфаркт Андреа тоже устраивал чересчур многих.
— Заткнись! — вдруг рявкнул Кидд. — Вы оба с Уолтером заткнитесь! Мне не нужно, чтобы Берт знал то, чего он не мог знать. Не портите мне его.
— Фрэнк, не сердись, — сказала Миля. — То, что ты придумал, по-моему, великолепно.
— Ничего похожего на ту туфту, которую выпекают о большевиках, — подтвердил Уолтер. — Даже в таком сыром виде это серьезная вещь.
И он предложил выпить за здоровье Джо, который еще не понял, что ожидает его, когда его биография разойдется по всему миру, когда она станет легендой.
— Биографические книги имеют успех, — доказывала Миля.
Джо потирал шею, морщился, вздыхал, поглядывая на свое блистательное будущее.
— Тебя что-то мучает?
Он смотрел на Милю как глухой. Миля перешла на русский.
— Скажи что, и я его уговорю. Можно обусловить.
Но вряд ли он слышал ее.
— Видишь ли, я все еще благодарен России. Я не считаю ее лучшей страной. Но если бы…
Раздался звонок в дверь.
Их было трое – Алеша Прохоров, Виктор Мошков и Марк Шмидт. Хорошо поддатые, они приехали с прощального обеда. Давал его Марк по случаю отъезда в Германию с семьей, навсегда.
Джо представил американцам своих сотрудников. Перейдя на английский, они дружно приветствовали знаменитого писателя, утверждая, что читали какой-то его роман, какой – не помнят, но потрясающее произведение, из тех, что неразличимо слились с Шелдоном, Ле Карре, Кларком и прочими классиками триллера.
Марк захватил с собой бутылку водки и большую речь о Джо, своем наставнике, учителе, создателе Золотой Эры, неистощимом источнике идей. Заключил он ее, исполнив по-русски “Последний нынешний денечек гуляю с вами я, друзья…” в знак любви к родине, пусть и безответной. Алеша сообщил, что его жена тоже не прочь уехать, дескать, спеши, пока есть спрос, а он не согласен, его поставили руководить лабораторией, и он не имеет права покинуть корабль.
Виктор по-хозяйски разыскал в шкафу банку соленых огурцов, утверждая, что лучшей закуски для водки наука не нашла, достал какие-то консервы, название которых никто не мог перевести.
Пил Виктор с таким аппетитом, с таким прищелкиванием, кряканьем, подмигиванием, что соблазнил и американцев.
Мистер Кидд ощутимо захмелел, хлопал русских по плечу и спрашивал, не считали ли они, что Джо Берт шпион. И догадывались ли, что Джо приехал не из Южной Африки, а из Нью-Йорка, что оба их шефа – американцы и совсем не те, за кого себя выдавали.
— Прямой он мужик у вас, — обратился Виктор к Миле по-русски. — Никого не стесняется.
Разъяснил Кидду, что шпион шпиону рознь: советского, дескать, называют разведчиком, а капиталистического – шпионом, но и те и другие ни в чем толком разобраться не могут, воруют что ни попадя. Иосифу же Борисовичу незачем было воровать, он сам мог все придумать и сделать своими руками. Ну а начальство, оно всех иностранцев считало шпионами – такая была установка. Его безразличие к проблеме шпионства расстроило Кидда. А тут еще и Алеша спросил: неужели Кидд и впрямь задумал шпионский роман? Ради этого не стоило приезжать. Шпионских романов тьма.
— Наши же учителя – совсем другое месторождение.
— Что вы имеете в виду? — не понял Кидд.
Алеша подмигнул ему:
— Сами знаете, с какой стороны хлеб маслом мажут.
Но Кидд по-бульдожьи помотал головой, не отпуская его.
— Нет, вы уж сформулируйте…
— Как я могу вас учить… Вы в этом генерал, а нам в армии старшина доказал, что с нами интересно разговаривать, когда мы молчим.
— А все же как вы их видите?
Алеша встал, поднял стакан с водкой, держась за него как за столб. Он рассказал, как двое молодых мечтателей приехали строить социалистическую систему в Советской стране. Они свято верили в ее идеалы, и просто невероятно, сколько они сумели сделать. Андреа Картос был Моцарт микроэлектроники, а Иосиф Борисович – ее Гермес (“Нет, он Орфей!” – запротестовал Марк). Они – дуэлянты, бросившие вызов и Америке и России, их генералам, секретным службам, правителям. И если они американцы, то они Великие Американцы! Да, участвовали в холодной войне, но их талант не позволил стать этой войне горячей. Они восстановили достоинство и права оболганной кибернетики, сократили сроки нашего отечественного позора. Они сражались с нашими долдонами, рискуя всем. Они миссионеры. Америка может гордиться ими.
— В вашем небогатом пантеоне их имена будут сиять. У вас не много американцев, которые помогали другим народам. Кто у вас там, в пантеоне, — генералы, президенты, миллиардеры?..
Захмелев от водки и пуще от своей речи, Алеша со слезами на глазах благодарил мистера Кидда за намерение открыть американцам глаза.
Виктор прошелся насчет американской науки. До сих пор ее двигали русские эмигранты, а тут американские эмигранты творили русскую кибернетику.
Уолтер принялся было защищать американские позиции, но ему предъявляли имена русских, работавших в Штатах: Зворыкин, Бахметьев, Пригожин, Питирим Сорокин, Подлесский, Гамов.
— Позвольте, позвольте, — кричал Уолтер, — при чем тут русские, они все американцы русского происхождения, все американцы имеют какое-то происхождение!
