Это было великодушное предложение, но священник не стал даже раздумывать над ним.
— Я скажу ему это, — промолвил клирик, — но только если ты передашь своему господину, что запасов провизии у нас на год, а оружия хватит, чтобы убить каждого из вас по два раза.
Француз поклонился, священник тоже ответил ему поклоном, и на этом переговоры завершились. Требюшеты возобновили свою разрушительную работу, а с наступлением ночи Тотсгем приказал открыть городские ворота, и неудавшиеся беженцы под насмешки тех, кто оставался в городе, вернулись назад.
Томас, как и все остальные в Ла-Рош-Дерьене, нес дежурство на крепостных стенах. Это было скучное занятие, ибо Карл Блуа позаботился о том, чтобы никто из его воинов не приближался к городу на расстояние выстрела из английского лука. Стрелять было не в кого, и лучнику не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за работой громадных метательных машин. Приведение их в боевое состояние требовало огромных усилий и немалого времени, но постепенно над деревянным частоколом поднималась клеть со свинцовыми грузами, а длинное плечо подтягивалось к земле. Некоторое, достаточно долгое время оно находилось вне пределов видимости, и казалось, будто ничего не происходит. Но тут неожиданно частокол содрогался, с травы взлетали вспугнутые птицы, и длинный рычаг машины взмывал в воздух, выбрасывая по дуге очередной валун. После этого раздавался чудовищный грохот падающего противовеса, за которым следовал глухой удар камня о разрушаемую стену. Бреши заваливали чем попало, но они неуклонно расширялись, и Тотсгем приказал возводить позади них новые стены. Кое-кто из солдат, включая Томаса и Робби, хотел произвести вылазку.
— Соберем человек шестьдесят, — предлагали они, — и с первыми лучами рассвета совершим стремительный бросок к машинам. Мы всяко успеем облить одну или две из них маслом и смолой, а потом поджечь горячими головешками.
Тотсгем, однако, отказался, заявив, что его гарнизон слишком мал и он не может позволить себе потерять даже полдюжины людей. Когда бойцы Карла полезут в проломы, на счету будет каждый воин.
Однако он все равно терял людей. К третьей неделе осады Карл Блуа завершил работы по сооружению укреплений вокруг всех четырех лагерей, которые теперь были полностью укрыты за земляными валами, живыми изгородями, частоколами и траншеями. Герцог очистил местность между своими лагерями от любых препятствий и мог быть уверен в том, что, когда английское войско придет своим на выручку, лучники окажутся в чистом поле, где невозможно найти укрытие. Поскольку теперь его собственные лагеря были укреплены, а метательные машины неустанно громили городские стены, герцог решил усилить натиск на Ла-Рош-Дерьен и выслал вперед арбалетчиков. Они действовали вдвоем: стрелок с арбалетом и его напарник с павезой — щитом, настолько высоким и прочным, что он защищал их обоих. Павезы были расписаны иногда священными текстами, но по большей части оскорблениями на французском, английском, а порой (поскольку стрелки были генуэзцами) и на итальянском языках. Их стрелы ударялись в стены, со свистом проносились над головами защитников и вонзались в соломенные кровли ближайших к стене городских строений. Иногда генуэзцы стреляли огненными стрелами, так что Тотсгему пришлось выделить шесть маленьких отрядов исключительно для тушения пожаров. Когда ничего не горело, они черпали в реке воду и поливали соломенные крыши домов, находившихся ближе всего к стенам и, соответственно, более всего подвергавшихся опасности.
Английские лучники стреляли в ответ, но арбалетчики, как правило, укрывались за большими подставными щитами и высовывались из-за них лишь на мгновение, в момент выстрела. Некоторых из них английские стрелы успевали поразить даже в это краткое мгновение, но и арбалетные стрелы сбивали лучников со стен. Жанетта частенько присоединялась к Томасу, укрывшись за зубцом стены у ворот, благо из арбалета можно стрелять с колена. А вот Хуктону, чтобы выпустить стрелу, приходилось вставать, подвергая себя опасности.
— Тебе вообще не следовало сюда приходить, — твердил он ей, однако графиня, перезаряжая свое оружие в укрытии, всякий раз передразнивала лучника.
— Ты помнишь первую осаду? — спросила Жанетта.
— Когда ты стреляла в меня?
— Будем надеяться, что теперь я буду более меткой!
Она оперла свой арбалет о стену, прицелилась и нажала на спусковой крючок. Стрела вонзилась в павезу, из которой уже торчали оперенные английские стрелы. За спинами арбалетчиков высился земляной вал ближайшего лагеря, над которым виднелись неуклюжие балки двух требюшетов и пестрели штандарты знатных сеньоров, пришедших с Блуа. Жанетта узнала знамена Рогана, Лаваля, Малеструа и Ронселета. Осиная расцветка последнего вызвала у Жанетты вспышку ярости, а при мысли о заточенном в далекой башне сыне у нее навернулись слезы.
— Хорошо бы они начали штурм прямо сейчас, — сказала графиня, — и я могла бы всадить по стреле в Ронселета и в Блуа.
— Блуа не станет штурмовать город, пока не разобьет Дэгворта, — возразил Томас.
— Ты думаешь, он придет?
— Я думаю, именно поэтому они здесь. — Юноша кивнул в сторону врага, а потом встал, натянул лук и выпустил стрелу в арбалетчика, который только что высунулся из-за щита.
Француз нырнул обратно на секунду раньше, чем стрела Томаса со свистом пронеслась мимо него, и лучник снова присел.
— Карл знает, что может щипать нас, сколько хочет, — сказал он, — но его настоящая цель состоит в том, чтобы сокрушить Дэгворта.
Еще бы, ведь если будет сокрушен сэр Томас Дэгворт, то в Бретани не останется ни одной действующей английской армии, и тогда крепости неизбежно падут одна за другой, а Блуа получит свое герцогство.
Прошел месяц. Живые изгороди вокруг четырех лагерей Блуа были белыми от цветущего боярышника, яблони роняли свои лепестки, берега реки были густо усеяны ирисом, а среди высокой ржи вспыхивали факелы маков. И вот однажды на юго-западе появились поднимавшиеся к небу дымки. Наблюдатели на стенах Ла-Рош-Дерьена увидели выехавших из вражеского лагеря разведчиков и поняли, что дымят, скорее всего, походные костры. Это могло означать лишь одно — приближение армии. Кое-кто порядком перепугался, решив, что к герцогу движется подкрепление, люди опытные объяснили паникерам, что с той стороны, с юго-запада, могут подойти только друзья. Испуг сменился воодушевлением, тем большим, что ни сам Тотсгем, ни другие, знавшие правду, не говорили остальным, что воинов, идущих на подмогу, очень мало, гораздо меньше, чем осаждающих, и что они направляются прямо в ловушку, расставленную герцогом.
Ибо уловка Блуа сработала, и сэр Томас Дэгворт клюнул на наживку.
* * *
Карл Блуа собрал своих сеньоров и командиров в большой шатер рядом с мельницей. Была суббота, армия противника находилась на расстоянии всего лишь короткого броска, и, разумеется, среди его рыцарей нашлось немало горячих голов, желавших немедленно облачиться в латы, схватить копья и во весь опор помчаться навстречу своей гибели.
«Дураков хватает», — подумал Карл и решительно отмел их надежды, дав ясно понять, что никто, кроме разведчиков, ни в коем случае не должен покидать ни один из четырех лагерей.
