причала вместе, плюс еще лодка-ресторан. Одно время плыли в одну сторону, потом мои парни стали поворачивать в сторону нашей бухты – мол, сейчас тебе покажем все побережье, вон там живут какие-то сумасшедшие художники, а дальше заброшенный отель. Я им говорю, что видел это все уже днем, показываю в ту сторону, куда рыбак повернул, но они начинают отказываться, типа, темно, открытое море, можем в какой-нибудь остров-скалу врезаться. Я, в общем, включил такого русского быка и начал настаивать. А они все про безопасность, про безопасность. Тогда я ляпнул, что хочу посмотреть, как тот рыбак будет ловить рыбу. Они стали его догонять, но тут рыбак остановился у скалы. Вот реально, с виду, по крайней мере в темноте, просто скала, одни камни. Адам спрыгнул у берега в воду и выполз на камни. Я стал спрашивать парней, что там. Они сказали, что с другой стороны частный пляж и небольшое бунгало. Вроде бы типа отеля. А с этой стороны только пещера и отвесная скала. Вот. Рыбак оставил его там. А я, когда вернулся на берег, переоделся обратно и подошел к рыбаку. Спросил, свободен ли он завтра, а он сказал, что только до вечера. Вечером у него тур. Сама понимаешь какой. Дождемся, когда он вернется, и поедем к ней.
– Почему я?
– Вдруг там труп? Мне нужен свидетель. – Антон сказал это в своей будничной манере: сухо и даже немного высокомерно («Как же ты сама не понимаешь?!»).
– А вдруг он сейчас ее убивает? Она же тебе написала…
– Я бы не смог незаметно высадиться на остров. А если бы он меня увидел…
– Ты бы мог обыскать при нем. Он ведь не под землей ее прячет!
– А если бы ошибся? Как в тот раз со статьей?
– То уехал бы с позором домой. Всего лишь… Как ты хотел отправить домой меня.
– Ты думаешь, я струсил?
«Я думаю, ты бы хотел, чтобы появилась реальная причина обвинить Адама. С доказательствами», – подумала я, но ответила:
– Нет. Ты умнее. Ты знаешь, как надо.
– Если ты думаешь, что он сейчас убивает Аду, то мы еще можем ее спасти. Он будет на острове до вечера, она, наверное, еще жива.
– Ты тоже так думаешь?
– Не знаю.
– И что мы будем делать?
– Не знаю.
– Поехали?
– Поехали.
Антон шел нехотя, я тоже не очень спешила, потому что до сих пор не верила в то, что Ада жива. Но я представляла, что бы сказала Рита, она бы обязательно поехала, не боясь опозориться перед Адамом. Вдруг тот остров – просто его место уединения? Может быть, он там рисует? Или тайно встречается с кем-то? А может, все происходящее за последние три месяца – это его игра? Он сам отправил открытку Антону; сам сделал так, чтобы мы сблизились – все трое; сам испортил отношения с Тимуром, чтобы он рассказал нам их историю. Может быть, это тот новый вид искусства, который он искал? Марионеточный театр, только вместо ниток – наши слабости. Конечно, какая глупость – это письмо. Как бы она смогла его отправить, будучи в пещере на острове?! А если бы добралась до почты – то зачем ей писать Антону? Не звонить в полицию или пытаться связаться с другими ребятами из «Джунглей», не убежать и не возвращаться… Неужели Антон сам не замечает, как это глупо? Или он так же, как три года назад, ослеплен случайным сообщением? Или он понимает, что это – игра? Все эти насмешки Адама: «Ну, журналист, что ты здесь делаешь на самом деле?» и такое холодное отношение Антона, но в то же время и фанатичное. Мне даже интересно, каким будет финал.
По дороге мы не обсуждали, что будем делать дальше. Просто спускались от ворот (они были не заперты, Антон сказал, что они все время были открыты) вниз, к трассе. Только один раз Антон прокомментировал погоду:
– Слишком душно, будет дождь.
Было очень жарко, хотя совсем недавно рассвело. Густой, сюрреалистичный туман окутал вершины гор и на фоне буро-черных скал по обе стороны от нас мы казались цветными персонажами в черно-белом фильме. Обезьяна или птица пронзительно вскрикнула в джунглях. Тут же над нами пролетела стая каких-то крупных черных птиц, а может быть, и летучих мышей.
– Как будто мы в фильме Хичкока, – пробормотала я, но Антон ничего не ответил.
Из-за окружающего нуара мне особенно трогательными показались розовые лепестки, осыпавшиеся с дерева у дороги.
Пока Антон ловил машину, я подняла один уцелевший цветочек и положила его в карман сарафана.
Мы не успели доехать на попутке даже полпути до Парадайз-тауна, как зарядил ливень. Стена воды так резко захлестнула нас, что мне показалось, как будто мы въехали на площадку фильма, когда снимают сцену с дождем. Но ливень шел не только над нами: над бухтой сверкали молнии и гремело, дальше сотни метров на дороге не было видно ничего, кроме призрачного света фар: видимо, какой-то автомобиль остановился так же, как и наш.
Мы простояли так минут двадцать. Наш водитель все не решался ехать, звонил кому-то, жалобно мяукал. В итоге он развернулся и высадил нас там же, где и подобрал.
– В такой ливень все равно ни одна лодка не поедет. – Антон не выглядел расстроенным, только раздраженным из-за того, что в первые же секунды под ливнем мы полностью промокли.
Мне понравилось, как он совсем-совсем быстро посмотрел на мой прилипший к телу сарафан и все-таки задержал взгляд на груди. И, как будто бы сердясь на себя за это, резко отвернулся и грубо сказал:
– Пойдем! Что встала! Смысл здесь стоять! – Но потом мягче добавил: – Простынешь ведь.
– В такую духоту? – крикнула я и, обогнав его, побежала вперед, больно шлепая голыми ступнями о бетон.
Было скользко, но в сандалиях по ручьям, стекавшим по дороге вниз, идти еще сложнее, поэтому я их сняла. Меня от этой секунды его внимания эйфорически приподняло. Хотелось бежать с ним наперегонки, хохоча, не случайно случайно задевая друг друга.
«Дождь – самое эротичное состояние природы, – говорил Сашка. – Особенно в талантливых кинематографических руках. Я это не про сцену из «9 с половиной недель» говорю, а про все «вудиалленовские» дождливые моменты».
– Я люблю дождь, – сказала я, когда мы остановились, чтобы отдышаться.
Я прислонилась спиной к скале, стараясь не обращать внимания на ручейки, стекающие на спину и плечи. Так выпрямленная спина и небольшой прогиб в пояснице казались мне естественными.
Но Антон больше не обращал на меня внимания. Хрипло отдышавшись
