странное ощущение. Нико играет с моим клитором, пока вводит в меня игрушку. Вскоре я задыхаюсь и отталкиваюсь от него, гонясь за его пальцами и их лёгкими щелчками по моему клитору.
— Хорошая девочка, — говорит он. — Сейчас я собираюсь трахнуть тебя.
Его рука обхватывает моё горло, удерживая меня на месте, когда он толкается в мою киску своим толстым членом.
— Боже, ты должна увидеть себя, твои губы натянуты вокруг меня, — он целует, а потом кусает моё плечо.
Я выгибаюсь навстречу ему, и он делает глубокий толчок, заставляя меня кричать от безудержной страсти.
Его рука сжимается на моём горле, когда он начинает трахать меня. Он не двигает игрушкой в моей попке, но другой рукой он что-то нащупывает, и тут раздаётся жужжание, заставляющее меня пищать от новых ощущений.
Я дёргаюсь, и он смеётся.
— Боже, детка, это как объезжать сопротивляющегося бронко34.
Его рука скользит по моему горлу, обхватывая мою челюсть, пальцы раздвигают мои губы, проникая внутрь. Я сосу его пальцы, стону вокруг них, когда он трахает меня, и игрушка в моей заднице вибрирует в глубоком, пульсирующем ритме.
Мой оргазм нарастает, взрывной фейерверк на грани воспламенения, и я не смогу молчать.
— Можешь прикрыть мне рот рукой, — я вздыхаю. — Только не кляп.
— Всё в порядке, детка, — кажется, он меня не понял.
— Примерно через две секунды, Нико, я закричу так громко, что будут биться стёкла.
Он вытаскивает свои пальцы из моего рта и прикрывает его, когда я кончаю, мои крики приглушены его ладонью, но я, вероятно, достаточно громкая, чтобы половина дома услышала меня.
— Блядь, Синдерс. Да. Выдои меня досуха, — он тоже кончает, беспорядочно толкаясь, когда находит своё освобождение. Нико опускается мне на спину и нежно целует в плечо, прежде чем откатиться в сторону, чтобы перевести дыхание. Он осторожно вытаскивает игрушку из моей задницы и заворачивает её в полотенце для рук.
— Иди сюда, — он притягивает меня к себе и целует в макушку. — Что скажешь, если мы выпьем по бокалу шампанского, а потом я приглашу тебя исследовать остров?
— Звучит, как идеальный план.
— Я люблю тебя, — он снова целует мою голову. — Ты всегда будешь моей маленькой грязной Синдерс, и я имею в виду это в самом лучшем смысле.
— И ты всегда будешь моим опасным современным пиратом.
Мы крепко прижимаемся друг к другу, пока солнечные лучи падают на наши спины.
Бонусный эпилог
Джеймс
Через два дня после спасения Синди
Мой босс — переменчивый человек. Непредсказуемый и в лучшие времена, но теперь, когда его любимая женщина оказалась в плену у сумасшедшего художника, который был одержим ею… что ж, он стал совсем непостоянным.
Работать на Андретти никогда не было легко, но иногда это чертовски дерьмово.
Мы вернули её. Мы нашли его невесту и доставили её домой в его замок, так что принц должен быть счастливым. Но это не так.
Он кричит на кого-то прямо сейчас, и похоже, у них есть две минуты, чтобы успокоить его, прежде чем он перейдёт к избиению.
Все ходят вокруг него на цыпочках. Боятся сказать что-нибудь, что может привести к тому, что он взорвётся на них. Но не я. Нико не пугает меня.
Он может быть Андретти, из семьи, чьё имя вызывает страх Божий у большинства, но, когда тебя держали в плену тридцать талибов и пытали неделями, что ж, Андретти тебя не пугает.
Вместо этого, его плохое настроение раздражает меня, потому что он, его настроения, и вся ситуация, в которой он находится, мешают тому, что я хочу сделать.
Впервые за долгое время есть что-то, что интересует меня.
Девушка. В башне.
Я закрываю глаза и позволяю себе увидеть её. Длинные, густые, волнистые волосы. Очень длинные. Грустное лицо. Почти мираж за толстым, витражным стеклом.
Девушка, которая написала записку кровью.
Кто она? Почему она в грёбаной лачуге посреди леса?
Я не мог чётко увидеть её в башне, но достаточно, чтобы понять, что она красивая. У неё была бледная кожа, волнистые золотистые волосы и большие глаза. Старое и толстое стекло искажало черты её лица, а свет, падавший на него, делал её скорее тенью, чем реальностью. Но по какой-то причине её фигура у окна что-то во мне затронула.
Что-то неконтролируемое.
Когда я смотрел на неё, пойманную в ловушку, произошло самое страшное. Я стал твёрдым. Жаждущим.
Затем она сбросила кусочек ткани из крошечной щели, открывшейся в окне. Я смотрел, как он спускается ко мне, как лист, подхваченный ветром.
Я выхватил его из воздуха и смотрел на одно слово, написанное жирным, смазанным, оранжево-красным шрифтом.
Помоги.
Эта женщина написала мне записку собственной кровью.
Я не знаю её. Она не моя проблема.
Она написала записку собственной кровью.
Я заметил её, так что теперь… возможно, она — моя проблема?
Кто она? Откуда она?
Её предполагаемый отец трахает её? Он не её папа. Ставлю на это свой последний пенни.
От одной мысли о том, что он прикасается к ней, что-то странно щиплет мою кожу. Такое ощущение, будто она слишком тесная и больше не подходит мне.
Господи Иисусе, мне нужно взять себя в руки. У меня есть люди, которые работают над этим. Она никуда не денется. Этот ублюдок запер её в чёртовой башне. Сначала мне нужно разобраться с жизнью Нико и Синди, и тогда я смогу выкроить время для себя, чтобы нанести ещё один визит этим уродам, обитающим в лесу.
Чтобы сделать всё это правильно, нужна ясная голова. А не то странное, похожее на сон состояние, в котором я оказываюсь, когда вспоминаю о той странной сцене в лесу.
Встряхнувшись, я возвращаюсь в свою комнату, переодеваюсь и иду в спортзал.
Так много незавершённых дел, и я хочу сосредоточиться и успокоиться, чтобы убедиться, что ничего не пропущу.
Я настроен на насилие, и именно поэтому не могу найти кого-то, с кем можно было бы провести спарринг. Я бы, наверное, убил их.
Что же тогда будет делать моя таинственная женщина в башне?
Нет, я не могу попасть в неприятности сейчас, когда у меня есть цель. Первая за многие годы.
Я замахиваюсь на боксёрскую грушу, и мой кулак ударяет по ней с приятной злобой, когда я представляю, что это лицо того старого ублюдка в лесной лачуге. Я научу его держать женщин в плену в своей башне.
Потом я заберу эту его маленькую пленницу и… что? Каждый раз, когда я думаю о
