разговоров, подписания кипы соглашений. Но политический эффект был колоссальный. Благодаря этому визиту стало понятно, что подобные шаги могут оказать большее влияние на мир и на общественное мнение, чем заключение каких-то договоров. Хрущев сильно изменил представление американцев и о Советском Союзе, и о себе, и о коммунизме. Надо отдать ему должное, он выиграл практически все словесные перепалки с американскими журналистами, которые, естественно, воспринимали его как противника и увлеченно пытались поставить в тупик. В свою очередь, Хрущев произвел на всех впечатление раскрепощенного, остроумного человека, который за словом в карман не полезет и готов переспорить любого американского политика и журналиста. Он нутром чувствовал формат программ и очень талантливо играл свою роль, что отмечают практически все историки с обеих сторон. Откуда у него такое умение, никому не известно. Думаю, это был природный талант. Как бы то ни было, Хрущев блестяще сыграл свою роль.
А ведь это был период, когда и американцы, и советские граждане были уверены в неизбежности войны между США и СССР. После союзничества во Второй мировой в отношениях двух государств наступило резкое похолодание. В 1957 году Советский Союз испытал первую баллистическую межконтинентальную ракету. Для Америки это была катастрофа, обрушившая все ее представления о монопольной безопасности. Американцы-то считали, что у них все под контролем, — и вдруг они поняли, что эта ракета может нанести удар по их городам, пролетев на высоте, недосягаемой для их тогдашней противовоздушной обороны. Впрочем, страх ощущался и в Советском Союзе. Обе стороны готовились к ядерной, химической, биологической и ко всем другим видам войн. На этом фоне визит Хрущева стал просто шоком, ударом по взаимной демонизации. В Америку прибыл не просто глава государства, а представитель враждебного коммунистического движения, руководитель страны, которая хочет уничтожить США, а вдобавок ко всему — человек из ближайшего окружения Сталина. К своему изумлению, американские граждане увидели перед собой не дьявола с рогами и копытами, а вполне нормального человека, и телевидение сыграло в этом огромную роль. Поскольку советские спецслужбы понятия не имели, как обеспечивать безопасность советского лидера на территории США, после долгих переговоров охранять Хрущева доверили американским службам. А он, в свою очередь, пытался скрыться от них, останавливая кортеж на улицах Нью-Йорка и убегая на незапланированные экскурсии, чем ставил спецслужбы в тупик, и это тоже очень понравилось простым американцам. Когда Хрущев ездил по Америке, американцы стояли на обочинах дорог с приветственными плакатами, многие из которых были написаны по-русски.
Безусловно, Хрущев увидел Америку такой, какой ему хотели ее показать американцы. А они, конечно же, стремились продемонстрировать советским людям, что Америка вырвалась вперед и живет гораздо лучше, чем СССР. Хрущеву демонстрировали холодильники и стиральные машины, электрические бритвы и столовые самообслуживания. Именно из этой поездки он привез идею хот-дога (то есть сосиски в тесте), гамбургера (то есть горячей котлеты между двумя кусочками хлеба), столовых самообслуживания, электрических бритв и многого другого. Укрепился в своей мысли о важности кукурузы как одного из основных сельскохозяйственных продуктов. Со своей стороны, Хрущев здорово сумел утереть нос американцам: он подарил президенту Дуайту Эйзенхауэру макет спутника (у Америки тогда еще не было своего спутника) и фотографию обратной стороны Луны. Он встречался со звездами Голливуда, на которых произвел благоприятное впечатление. Сохранились, в частности, воспоминания Мэрилин Монро, в которых она сообщает, что Хрущев оказался замечательным гостем. Некоторые американские знаменитости (например, Рональд Рейган) в силу своих политических взглядов уклонились от встречи с советским генсеком. Однако Хрущеву и Эйзенхауэру удалось тогда сделать главное: с помощью телевидения включить граждан своих стран в международные отношения.
Я убежден, что, не случись этого эффектного визита, Карибский кризис 1961 года мог бы закончиться гораздо хуже. Но Кеннеди, который к тому моменту стал президентом, понимал, что американское общество смотрит на Советский Союз и на Хрущева другими глазами. И американские «ястребы» уже не смогут объяснить кризис, просто демонизируя Хрущева, который всего за два года до этого ездил по Соединенным Штатам и очаровывал их жителей.
Через три десятилетия после этого знаменательного визита тогдашний вице-президент США и будущий президент Ричард Никсон прибыл в Москву. Я, в частности, встретился с ним на подмосковной даче в писательском поселке Переделкино, где жил тогда мой друг и наставник журналист Юрий Щекочихин. Мы выпили — по настоянию Никсона на брудершафт — по рюмке водки и побеседовали об истории и о том, что всех нас ждет впереди. Рассуждая о стратегическом улучшении отношений между двумя странами, Никсон слегка приобнял меня за плечи и произнес: «Мы, наше поколение, попробовали… Теперь ваша очередь показать, на что вы способны, Колъя». Большого оптимизма мы не проявили и согласились, что о таких визитах, как визит Хрущева, теперь можно будет только мечтать. Так оно и оказалось.
* * *
Но вернемся в настоящее. В нем постоянно возникает некоторый диссонанс: с одной стороны, американцы все время утверждают, что строили свою страну для себя, а не как образец для подражания, а с другой стороны, политические лидеры США при любом удобном случае транслируют мысль о том, что американская демократия является примером для других стран. Вот такая особая интровертность. Мол, нас не интересует, как вы живете, но мы хотели бы заставить вас жить по нашим советам. Американцы не видят в этом противоречия — напротив, они искренне не понимают, как можно не воспользоваться их «схемами» и «чертежами» при строительстве другого государства. Этакий политический прозелитизм, цель которого совсем не обязательно состоит в достижении собственной выгоды. Хотя, скажем откровенно, часто все-таки состоит. Особенно со стороны элиты. Однако простой американец, как правило, не думает об этом. Американцы в подавляющем большинстве верят, что отцы-основатели создали идеальную политическую систему, в которой ничего менять не надо, и постоянно сравнивают свое государство с конвейером. Мне, например, эту мысль первым сообщил бывший президент Джимми Картер. И неважно, говорил он, кто именно станет президентом: система, то есть конвейер, все равно будет успешно функционировать. Единственное условие — постоянная смена чиновников, обслуживающих этот конвейер.
Американцы всему миру предлагают, а то и откровенно навязывают свою модель государственного устройства, то есть свой конвейер. А дальше, мол, можете выпускать на нем то, что ваше национальное самосознание захочет: хотите — «Мерседес», а хотите — «Ладу» или «Ситроен». Тут у вас полная свобода и суверенитет. Главное — чтобы конвейер был американский. Аргумент, который приводят
