светом, и Аждархе она наверняка запомнится. Но я прошу тебя: раньше времени не сталкивайся с Мансуром лбами. Он – опасный враг. Лучше, чтобы он остался твоим соратником. Несмотря на все, он любит тебя той отцовской любовью, которой никому не понять.
– Надеюсь, он останется моим союзником, что бы ни случилось, – пробормотала я, не отводя глаз от Эрдэнэ. Мне бы очень этого хотелось. Мансур и Маура – моя кровь, какими бы они ни были. Другой родни у меня нет.
– Что изменилось? – Он поднял бровь в изумлении. – Ты не краснеешь, не выдергиваешь руку, не проклинаешь меня. Неужто мое письмо принесло столько пользы?
– Можешь считать так, если тебе удобно.
Эрдэнэ усмехнулся и произнес, разрывая касание:
– Или Тир Ак-Сарин соблазнил тебя сладкими речами и затащил к себе в постель?
– Разве тебе есть дело до этого? – фыркнула я.
– Как знать, – загадочно ответил Эрдэнэ и направился к камину, чтобы открыть огненный коридор. – Ты выглядишь сильной и уверенной. Уже не та сломленная девочка, впервые пришедшая в пещеру. Такой ты мне нравишься больше.
С этими словами он шагнул в метущееся пламя, а я без сил опустилась на кровать. Сильная и уверенная… знал бы он, как у меня дрожали поджилки.
Кровь за кровь. Смерть за смерть.
* * *
Пламя в камине взметнулось бешеным зверем, пожирая кровь Мансура. Он почувствует, что кто-то пришел издалека, но неладное заподозрит не сразу. А когда дело будет сделано, судить меня будет уже поздно.
Я окинула взглядом свою спальню и сжала в кармане перчатку Амира – она придала мне храбрости. Мы вернемся сюда победителями. Другого исхода я не приму. Айдан выблюет свои внутренности, а я вернусь в Адрам, чтобы дождаться официальной новости о смерти брата и расторгнуть помолвку с Тиром. Место воеводы Нарама не достанется никому из родственников отца. Благо, детей Айдан так и не заимел.
Огненный коридор встретил нас привычным жаром и привел к купальне, в которой я когда-то встретила Эрдэнэ. Обитатели пещеры уже спали – время давно перевалило за полночь. Осмотревшись по сторонам, словно воришка, Игла покрыла нас миражом. Сторонясь блуждающих огоньков Закира, мы прокрались к комнате Мауры. Благо так никого и не повстречали.
Я постучала и замерла, надеясь, что мать спит у себя в постели. И в одиночестве. Прошла минута, прежде чем сонная Маура открыла дверь и изумленно уставилась на меня. Да-да, знаю, к родителям не принято ходить посреди ночи.
– Что ты здесь делаешь? Что стряслось? – ошарашенно спросила она, внимательно оглядев меня с головы до ног.
– Я пришла за ядом. Ты обещала сварить.
– Да-да, конечно. Но зачем он тебе понадобился посреди ночи? – бормотала Маура, пропуская меня внутрь.
– Я придумала, как отомстить предателю, – заговорщическим тоном поделилась я. – Сделала вид, что простила его и пригласила на ужин в имение завтра вечером.
Из моей лжи торчали белые нитки. Если бы Маура бывала в городе, то я бы остереглась врать так нагло – она могла мельком увидеть Амира. Но мать заперлась от всего мира в пещере, а я попросту не придумала ничего лучше.
– Я подолью яд ему в вино и отправлю восвояси. Как раз по дороге к казармам он и выблюет свои внутренности прямо на брусчатку.
Маура смотрела на меня со смесью недовольства и… чего-то еще. Она мялась, словно не знала, говорить мне о чем-то или же не стоит.
– Тебе не нравится мой план? Сама же учила: обиды прощать нельзя. Я хочу отомстить. Балсак воспользовался мной, обманул, унизил… я не спущу этого просто так.
Совсем недавно я верила в эти слова, а теперь вспоминала лишь прикосновения и поцелуи.
– Амаль, оставь его в живых, – наконец выпалила Маура, отчего я опешила. Ее жалость к Амиру в мои планы не входила. – Прошу тебя.
– Он заслуживает смерти. Он – навир!
– Да, ты права, но я прошу… не убивай этого парнишку.
– Да-да, я помню, что именно ты помогала ему обуздать магию. Которую он потом, между прочим, применил, чтобы втереться ко мне в доверие. Дай яд, Маура, и я отправлюсь обратно. У Тира появилась дурная привычка наведываться ко мне в спальню. Он может прийти в любую минуту.
В глазах Мауры мелькнуло любопытство, но тут же пропало, сменившись горечью.
– Я не дам тебе яд, – отрезала она.
Я открыла и закрыла рот, соображая, что сказать, но так и не сумела подобрать слов.
– Выполни мою просьбу и оставь парня в живых. Возможно, я пожалею об этом, но не хочу становиться виновницей его смерти.
– Да чем он так тебе приглянулся?! – вспылила я.
– Слишком красивый, чтобы так уродливо умирать, – фыркнула Маура. – Разговор окончен, Амаль. Ты не станешь убивать этого мальчишку моим ядом. Выброси из головы глупую месть. Возвращайся домой и проведи ночь с женихом. Но прошу, будьте осторожны. Война – не лучшее время для рождения детей.
Я зарделась то ли от злости, то ли от смущения. Мать осталась непреклонна, потому пришлось уйти ни с чем. Начни я настаивать – и она бы непременно что-то заподозрила. Знаковая месть Айдану осталась лишь в моих мечтах. Что ж, придется попросту его прирезать. Так просто, как это сделал Эрдэнэ.
Игла, укрыв нас миражом, буркнула:
– Ну и отговорку ты нашла. Не могла прикрыться кем-то другим?
– Амир первым пришел мне в голову. Никак не возьму в толк, что на нее нашло? С каких пор моя мать прониклась им?
Игла неопределенно пожала плечами, оглянулась на дверь матери и повела меня обратно, к костру. Путь до Даира предстоял не близкий. Реши мы добраться до имения воеводы пешком, потратили бы непозволительно много времени. Игла знала, куда может прийти, когда бы ни пожелала, – к Эрдэнэ. Камин в его личных покоях был открыт для нее днем и ночью, и иногда она пользовалась этим приглашением.
«Эрдэнэ почти не ночует в трактире – там не так безопасно, как в пещере. Он даже разрешил мне оставаться там, когда Мансур сжег свой дом. Правда, приглашением я так и не воспользовалась – появилась ты, и завертелось», – призналась мне недавно Игла. Вот и нашелся повод воспользоваться радушием Эрдэнэ.
В этот раз огненный коридор был коротким, и уже через пару минут мы шагнули из большого камина на каменный пол просторной гостиной. Все здесь напоминало об Эрдэнэ: мебель, будто бы привезенная из самого Шань-Юна, циновки, глиняная курильница на низком столике, издающая умиротворяющий аромат, стены, на которых парили птицы… Мой взгляд зацепился за алого соловья. На фоне
