– Вы считаете, что у нас еще есть основания бояться ее? – спросила Марианна, испуганная вызванным в памяти образом ужасной старухи и думая об опасности, о которой упоминал Язон.
– Откровенно говоря, я думаю, что в данный момент нет. Пока мы не рискнем показаться в ее территориальных водах, она не станет плавать в наших. И я не представляю себе, что за дела могут быть в «Сломанном Колосе» или «Железном Человеке»? К тому же хотя Брюслару и Сен Юберу удалось ускользнуть, остальные заговорщики арестованы. Наш друг Морван сидит за решеткой. Я думаю также, что полиция занялась кабаре на улице Простаков. Правда, Фаншон слишком хитра, чтобы ее поймали.
Тем временем Фортюнэ, прочитав письмо и даже получив возможность поразмыслить над ним, вернула его подруге.
– Что это за опасность, о которой он говорит?
– Не могу вам сказать. Он просто неоднократно предупреждал меня, вот и все. Да, к слову, что вы думаете об этом письме?
– Если этот человек не любит вас, пусть меня повесят! – попросту ответила м-м Гамелен. – Что касается меня, то я очень жалею, что он уехал. Я охотно повидалась бы с ним.
– Почему же?
– Скажем… потому, что мне нравится его почерк, – заключила креолка с насмешливой улыбкой. – Я уже говорила вам, что люблю мужчин! Что-то подсказывает мне, что этот – один из них. Если он возвратится, не забудьте представить его мне. Но позвольте, – добавила она, поворачиваясь к Жоливалю, – а вам он не говорил об этой загадочной опасности?
– Да, – ответил литератор. – Я знаю, в чем дело, но… лучше, если Марианна не будет знать! И никогда не узнает! То, о чем идет речь, может помешать ей проявить себя. Зачем же напрасные мучения? Не думайте больше об этом. Если ваш американец однажды вернется, я лично позабочусь, чтобы представить его вам, милая дама! – добавил он учтиво.
Решительно отвергнув идею увидеть когда-нибудь Фортюнэ, увлеченной Язоном, или наоборот, Марианна пустилась в пространные рассуждения о том, что она надеется сделать для тех, кто помог ей, и пообещала Жоливалю заняться им. Она поговорит с Императором, который, безусловно, найдет применение многочисленным талантам этого неисправимого бездельника.
– Я охотно занял бы место при вас! – сказал он со вздохом. – Вы не отказались от мысли сделать карьеру в бельканто?
– Это зависит не от меня! – ответила она, порозовев одновременно от счастья из-за объявленной ею зависимости.
– Тогда в случае, если вы вернетесь к пению, подумайте обо мне. У меня есть все данные, чтобы стать необыкновенным импресарио.
Незаметно подошло время завтрака, и Фортюнэ пригласила Жоливаля разделить его с нею и ее новой подругой. Она любила оригинальные характеры, и этот понравился ей. Несмотря на огорчение, причиненное Марианне отъездом Язона, завтрак прошел оживленно. Фортюнэ и Аркадиус составляли для их юной подруги множество планов, основой которых был почти везде театр. Фортюнэ, как и все креолки, обожала театр и музыку, а узнав, что у Марианны исключительный голос, обрадовалась, как ребенок.
– Императору надо обязательно дать ей возможность петь! – вскричала она, в пятый раз наполняя шампанским бокал Жоливаля. – Если понадобится, я сама ему об этом скажу.
Марианна едва слушала, словно все это ее не касалось. Жизнь сделала слишком резкий поворот. И это оглушило ее. Она еще не привыкла к тому, что необыкновенная сила захватила ее существование, чтобы руководить им. Каждому вольно высказать мнение о ее будущем, но ведь, в конце концов, и она имеет право голоса! И пока друзья переговаривались, у нее созрело решение.
«Я буду петь, – повторяла она себе, – я буду петь, и он должен позволить мне это! Только с пением смогу я жить в его тени без особенных страданий. У него есть слава… у меня будет своя!»
После полудня она получила возможность увидеть пришедшего с визитом самого Талейрана. В темном костюме, элегантный, как всегда, опираясь на трость с золотым набалдашником, князь приложился к руке м-м Гамелен, затем поцеловал в лоб Марианну с таким отеческим теплом, что она удивилась.
– Я рад снова видеть вас, дитя мое, – сказал он непринужденно, словно они расстались вчера вечером. – Княгиня шлет вам самые теплые пожелания, а мадам де Перигор, которая очень беспокоилась о вас, сказала мне, как она счастлива узнать, что вы живы и здоровы.
– Монсеньор, – ответила смущенная Марианна. – Ваша светлость слишком добры. Я боюсь, чтобы ваша светлость не остались недовольны.
– Чем же? Тем, что наша милая птичка расправила крылья и полетела, чтобы петь в чистом небе? Но, дорогая, я никогда не желал ничего другого. Как вы думаете, почему я отвез вас к… господину Дени? Ведь ничего не произошло, чему я не радовался и чего не предвидел, за исключением, конечно, интермедии в Шайо. Сохраните привязанность к нам – вот единственное, чего мы просим. Кстати, пока я не забыл, мой дорогой друг, – поворачиваясь к хозяйке, – пошлите людей забрать багаж из моей кареты. Княгиня приказала, чтобы все вещи этого ребенка были немедленно доставлены сюда.
– Княгиня бесконечно добра, монсеньор! – вскричала Марианна, порозовев от радости. – Ваше сиятельство сможет передать ей мою признательность… а также то, что я остаюсь, как и прежде, к ее услугам?..
– Я скажу ей обязательно!.. Вы знаете, дорогая, я получил сегодня утром письмо от Казимира. Оно заполнено комплиментами в ваш адрес, – добавил он, поворачиваясь к хозяйке.
– Разве он не мог адресовать их прямо мне? – недовольно проговорила Фортюнэ. – Или голландки занимают его до такой степени, что он больше не находит времени для письма?
– Заботы о приумножении богатства занимают его гораздо больше, чем женщины, поверьте мне!
Казимир де Монтрон, самый близкий друг Талейрана, был также и любовником Фортюнэ. Обворожительный, остроумный, временами злобный, но большой вельможа до кончиков ногтей, он томился неутолимой жаждой к деньгам и вел дьявольскую игру, полностью погрузившись в пучину финансовых комбинаций, не встречавших одобрения исполнительных властей. Фортюнэ обожала его таким, каким он был, скверного гражданина, которому Талейран дал прозвище «Иисусик из преисподней». Но, как верная подданная Императора, она слова не вымолвила, когда тот изгнал в Анвер ее неугомонного возлюбленного под предлогом, что в его присутствии добродетель не может существовать при Дворе Франции.
– По правде говоря, – объяснила она Марианне немного позже, когда Талейран после краткого визита удалился, – бедному Казимиру просто не повезло. В конце прошлого года на улице Серутти была дуэль. Дрались на заре в саду королевы Гортензии. Шарль де Флао и Огюст де Кольбер обнажили шпаги из-за прекрасных глаз, а Казимир в качестве соседа вмешался в эту историю. Наполеон не мог свалить вину ни на Гортензию, ни на Флао. Он удовольствовался тем, что послал Кольбера убивать испанцев и отправил Монтрона в Анвер без права уезжать оттуда.
– Справедливо ли такое строгое наказание?
– А я же вам говорила, что Император очень строг. Но я должна отметить, что дело было не только в этом. Прошлым летом этот дьявол Казимир встретился в Котре с герцогиней д'Абрантэ, которая оплакивала отъезд Меттерниха, и, как говорят, немного утешил ее. В сущности, Наполеон сделал правильно! В каком-то смысле он сослужил службу Монтрону, который без этого мог быть замешанным в скандале Абрантэ.
