— Я знаю, что уже задавала этот вопрос, — тихо сказала она, — но все-таки. Ты женишься на мне?
Женщины. Никогда не понимал, как у них устроены мозги. Предложи им немного архитектурной философии, и они сразу распаляются.
Не то чтобы я жаловался.
— Конечно, — сказал я.
Как и большинство мужчин, я никогда не фантазировал по поводу свадьбы. Я понятия не имел, зачем нужны все эти ритуалы. Почему крошечная девочка с цветами должна выписывать зигзаги в проходе церкви, словно пушистый шарик для пинбола. Почему мальчик, несущий кольца, должен только-только войти в возраст, позволяющий надеть на него крошечный смокинг поверх памперса и не заботиться о том, правильной ли стороной он несет подушечку. Или почему женщины тратят столько времени, в муках подбирая определенные цветы для букета или высчитывая точную расстановку столов. Я знал лишь одно: я хочу жениться на Кэти и сыграть с ней свадьбу, но чтобы это сделать, мне сначала нужно было отстроить кафе.
— Значит, договорились, — сказали мы вместе. — Мы хотим устроить свадьбу в кафе осенью, когда оно снова откроется.
Сентиментально. Это идеальное место, важное для всех нас, да.
Договорились. Черт. Ждать до самой осени.
Тем временем мы распределили наше время между реставрацией фермы и строительством в Ков. Девочки включились в общее дело, и мы пережили немало счастливых семейных дней. По субботам мы готовили обильные ужины на новой кухне, слушали старые записи Оле Опри на компьютере в гостиной. Мы гуляли в лесу и искали драгоценные камни в ручье. Мы посетили заводчика коз и купили Бэнгеру целый гарем прекрасных кашемировых козочек, а затем сходили на куриную ферму и приобрели Герману стайку долговязых красных родайлендских кур. Они возвышались над ним во дворе нового, красивого курятника, словно большие рыжиехаусфрау над одноглазым и неуклюжим Барни Файфом. Герман был в восторге. Мы наняли в Тартлвилле адвоката, чтобы начать процесс усыновления и однажды вечером собрались в гостиной вместе с Корой и Иви, чтобы все им разъяснить.
— Это навсегда, — сказала им Кэти. — Понятно? Мы станем семьей во всех смыслах этого слова. Вы будете постоянно жить с нами и сможете всем говорить, что вы наши дочки.
— Если хотите, можете также говорить, что мы ваши мама и папа, — добавил я. — И мы будем так крепко держаться за вас, что иногда вам будет казаться, что это слишком.
— Обещаешь, мама? — спросила Кора.
— Мама и папа. Это круто, — сказала Иви.
Вот так просто. Самые серьезные решения часто очень простые.
Той ночью, когда девочки уснули, Кэти пила хорошее красное вино, и я отпил из ее бокала. Ядовитый демон водки исчез. Мне больше нравился безобидный вкус старого вина.
— За наших дочек и за нашу винокурню, — сказала Кэти, подняв бокал.
— У нас будут не только дочери, но и винокурня? Ты решилась?
Она кивнула.
— Тебе нравится идея?
Я задумался. Виноград, вино, дегустации, сыр, крекеры, друзья, семья, плодородие. Стать виноделом. Смешивать купажи.
— Да, — восторженно признал я.
Она улыбнулась.
— У меня есть идея, насчет названия. Названия нашей марки. «Древо жизни». Что ты об этом думаешь? Привет твоему кумиру, Фрэнку Ллойду Райту. И мы можем опубликовать снимок твоего виноградника сверху в нашей ознакомительной брошюре. И использовать стилизованное изображение этого абстрактного дерева как логотип для печати на футболках и кофейных чашках. Подумай о мерчандайзинге!
Я погладил ее по щеке тыльной стороной пальцев.
— А почему бы нам вместо этого не назвать марку нашего вина «Хребет Дикарки»? Отлично звучит.
Она казалась довольной.
— Но какой у нас будет логотип?
— Как насчет сумасшедшей женщины с горящими волосами, которая преследует козла, поедающего мобильник?
Она пристально посмотрела на меня широко распахнутыми глазами, переваривая этот слегка смягченный образ. На миг я испугался, что шутка с огнем оказалась чересчур рискованной. Затем ее лицо осветилось знаменитой и очень редкой в последнее время мегаваттной улыбкой.
— Хорошо. Мы над этим поработаем.
Несколькими днями позже Кэти купила мне предварительный свадебный подарок. Его доставили как раз тогда, когда мы только закончили работы над новой хозяйской спальней. Берт и Роланд по просьбе Кэти забрали его в Эшвилле и привезли сюда на дряхлом открытом пикапе Берта. Должно быть, пока они добрались до наших гор, вид нескольких громадных ящиков с надписью «КРОВАТЬ» успел позабавить большую часть жителей округа Джефферсон.
— Это Стикли, — сказала Кэти, жадно изучая мое лицо в поисках малейших признаков недовольства или радости. Ради восхищенного взгляда любимой женщины мужчина может далеко зайти.
— Это репродукция, потому что Густав Стикли на самом деле не делал кроватей королевского размера. Но она изготовлена его компанией, и они по-прежнему славятся лучшей мебелью ручной работы. Это классический стиль и вишневое дерево.
— Я ее обожаю, — произнес я, рассматривая гигантские ящики, сваленные в пустующей до этого новой спальне.
— Но мы еще даже не распаковали и не собрали ее.
— Уверен, что она мне понравится. Потому что это Стикли, потому что ты специально выбрала ее для меня, и особенно потому, что я счастлив спать в любой кровати, где угодно, лишь бы ты делила ее со мной.
— Ох, ты такой мягкий.
Я обнял ее и слегка прижался к ее паху.
— Нет, я-то как раз твердый.
Она улыбнулась.
Хороший секс уносит нас куда-то. Туда, где тепло и просторно, в рай, наполненный страстью и счастьем. Секс — это (он может и должен быть таким, но на самом деле это редко случается) воссоединение с чем-то большим, чем мы сами. Мужчины трахаются, женщины занимаются любовью. Но мы, мужчины, занимаемся любовью, когда трахаем женщину, которой восхищаемся, для нас это равноценные вещи. В этом мы искренни. Внутри меня есть пустота, которую способна заполнить своим телом только Кэти, и я своим телом делаю ее счастливой, о чем и мечтать не мог.
Той ночью мы лежали нагишом в новой кровати, глядя на летние звезды сквозь большие новые окна, которые уже начинали мне нравиться. Она погладила мои бедра кончиками пальцев.
— В этой кровати можно жить, — прошептала она.
— Согласен, — сказал я.
КЭТИ
В первые же дни восстановления кафе Джеб и Бубба вытащили из кучи мусора пузатую чугунную печку. Бабушка отдала ее Дельте много лет назад, и та украшала собой угол главного зала. Члены клуба садовников Тартлвилля с Туте Бейли во главе взяли на себя заботу о маленькой печке и заново ее отделали. Методисты пожертвовали шесть самодельных кресел-качалок для новой веранды; баптисты, одержимые духом соперничества, в ответ отремонтировали обгоревшее пианино, стоявшее ранее в зале у боковой веранды.
