подаренные им, я бросила их на пол. А как же то жемчужное ожерелье? Мистер Джозеф признал, что оно принадлежало убитой миссис Ливарт, значит, это Амит убил собственную тетю, которая была ему как мать? Господи Боже, с кем я жила все это время? С каким чудовищем! Значит, тогда его руки были действительно в человеческой крови! Это была кровь несчастной Глории. Задержки на работе, царапины и ссадины на теле — все следы сопротивления несчастных девушек, ставших его жертвами. А Тони… Как я тогда не догадалась, что это Амит едва не убил его. Ведь были предпосылки! Он знал о пистолете-зажигалке, я сама ему сказала об этом и когда мне Тони рассказывал это, первым делом я должна была подумать на Амита. Но черт возьми, как я могла думать на него? Ведь я считала его порядочным человеком, благоразумным, уравновешенным, нормальным в конце концов…
Нужно было что-то делать, как-то защитить Нарин, Эвана и моего не рождённого ребенка. Но что я могла? У меня не было своих денег, я никогда не просила их у Амита, а все необходимое он покупал сам. Если не подать виду, что мне все известно, то он нас не тронет, и мы с детьми будем в безопасности. Но как я могла молчать? Терпеть близость с ним, выдерживать прикосновения и представлять, как он убивал их. Десятки женщин были зверски убиты его руками. Как я могла жить с ним все эти годы и ни разу не заподозрить неладное? На все, что касалось Амита — я смотрела сквозь пальцы, он умел пустить пыль в глаза… признаться, он и не старался, просто я была слишком влюбленной, наивной дурочкой, которая не хотела пораскинуть мозгами и посмотреть правде в лицо. Передо мной больной ублюдок, моральный урод, которому доставляет удовольствие истязать женщин, зверски убивая их. Каждый его жестокий поступок был придавлен мучительной и жесткой правдой. Я жила во вранье. Все эти годы, наполненные любовью — были ложью.
Плача и размазывая тушь по лицу, я шла на кухню, не обращая внимания на легкую тупую боль внизу живота. Положив в носок маленький ножик, я подготовила себя ко встрече с ним. Потом я сделала несколько важный звонков.
Вечером, уложив детей спать, я легла в кровать, ожидая прихода Амита. Его поступь я узнала сразу и каждый шаг, отдавался в моей голове пульсирующей болью. Мне было страшно встретиться с ним лицом к лицу. Еще утром я шутливо выталкивала его на работу, уговаривая оставить меня в покое и не кудахтать передо мной словно мать-наседка. Сейчас я ждала смертельного врага, от которого зависело жить или умереть мне этой ночью.
Он тихо открыл дверь в спальню, боясь нарушить мой покой. Свет осветил его лицо, и я сразу заметила свежие царапины на его лице, чертов ублюдок, мало ему смертей!
— Привет, любимая, ты ждала меня? — он ласково улыбнулся мне, а мне привиделись все его жертвы, которых он истязал все это время.
— К-конечно, как и всегда.
— Ты у меня такая умница. Как себя чувствуешь сегодня?
— Все хорошо.
— Смотри, у меня для тебя подарок. — он подошел почти вплотную ко мне, взял мою руку и застегнул на моем запястье браслет с сердечком. Я бы разрыдалась в другой ситуации и сказала, как это мило, но не в этой. Мне хотелось сбросить с себя этот браслет, снятый с чужой руки и плюнув ему в лицо — бежать куда глаза глядят.
— Тебе нравится? — он подтянул мою руку ближе к своим губам и поцеловал мое запястье. Место поцелуя зудело, выдавая неприязнь к нему.
— Нравится. — кивнула я. Он притянул меня ближе к себе, погладил по щеке и приблизил губы… Претворяться было невозможно, перед глазами стояли десятки зверски убитых, истерзанных, забитых… тошнота подкатила к горлу, я оттолкнула его в сторону и побежала в ванную, чтобы освободить и без того пустой желудок от содержимого.
— С тобой все хорошо, Анетт? — он протянул ко мне руки, но я оттолкнула его.
— Убери от меня свои грязные руки, чудовище! — я вбежала в спальню, показывая своим взглядом как ненавижу его.
— Что не так, Анетт? Это все гормоны? Или тебе не понравился браслет? Ничего куплю тебе новый. — улыбнулся он.
— Купишь? Или убьешь, чтобы отнять его? — с подозрением спросила я, продвигаясь к кровати.
— Так ты все знаешь… Мне жаль, что тебе пришлось все узнать… мне нравилось быть твоим идеальным мужчиной. И мне больно видеть ненависть в твоих глазах.
— Теперь ты и меня убьешь?
— О чем ты? Естественно, я не убью тебя! Для меня ты дороже всего на свете. Не волнуйся, любимая, это все мелочи, мы их переживем. Ты же знаешь, больше всех в мире я люблю только тебя.
— Мелочью ты называешь женщин, над которыми издевался, а потом убивал? Ты и насиловал их тоже? — голос дрогнул от отвращения и боли.
— Если хочешь знать, у меня отвращение ко всем этим… женщинам… я ни за что не смог бы коснуться их, они мерзкие и грязные…
— У них тоже были любимые люди, у кого-то дети…такие же как Нарин и Эван… как ты мог убить их? — мой голос надрывался, я перешла на шепот.
— Все эти женщины копия моя мать. Я пытался передать им свою боль, но это бесполезно, чтобы ни сделал, все еще ощущаю ее. Меня разрывает изнури, Анетт, я задыхаюсь…
— Ты болен, Амит… — с сожалением пробормотала я. — твоя мать умерла и ей уже все равно на твою боль.
— Я знаю это. Но ты не представляешь, каково это жить с этим чувством, это невыносимо… мучительно больно… и это чувство ослабляет свой поводок стоит мне убить кого-то похожего на нее.
— А Тони… это ты тогда напал на него?
— Он — моя ошибка… Я должен был убить его там, тогда между нами не было бы тех лет разлуки.
— До тех пор, пока я не узнала бы о тебе из новостей.
— Ты узнала все из новостей… воля случая. Ты редко, когда смотришь телевизор и надо было включить именно в этот момент. — он меланхолично улыбнулся.
— Сама поражена… — зло бросила я. — А твоя тетя, как ты мог убить ее? — с презрением прошептала я.
— Догадалась, все-таки. Это было все ради тебя… Она обидела тебя, я не мог простить этого, вот и прибил ее. Знаешь, она так кричала, когда я стрелял в нее, а мне совсем не было ее жаль. Думал только о том, как ты обрадуешься, когда узнаешь
