— Ой! Какая я безрукая!
— Что стряслось, княжна?! — вбежавшая в горницу боярыня, чуть не уронила на пол, удерживаемое в руках расшитое каменьями платье.
— Златушка, дитятко, что такое? — донесся в открытую дверь, знакомый старушечий голос.
Вслед за голосом до Яги донеслись шаркающие, но, тем не менее, довольно бодрые шаги и в горенку вошла Улита Гордеевна. С момента прибытия в отчий терем, увидеться со старушкой-ключницей не случилось, и потому-то завидев ее сейчас, Злата шмыгнула носом, как маленькая девочка, выпустила из пальцев кубок и, соскочив с постели и все еще кутаясь в одеяло, бросилась обнимать. Бабушка Улита был небольшого росточка и чтобы обнять ее, девушке пришлось согнуться почти пополам, худые, но еще крепкие руки с материнской нежностью обняли Ёжку в ответ.
— Я так соскучилась! — всхлипнула Златка, разорвав объятия и выпрямившись.
— Мы тоже по тебе тосковали, Златушка, — погладив девушку по руке и утерев свободным кулачком заблестевшие от слез радости глаза, произнесла ключница.
— Бабушка Улита, как ты у тебя здоровье? Не хвораешь? — всполошилась Бабка Ёжка, придирчиво разглядывая сгорбленную фигурку женщины.
За старушку, бывшую когда-то кормилицей царя Кощея, Злата переживала сильно. Шутка ли?! Бабушке Улите этой осенью сто третий год будет, а когда царь Всеволод передал ей для забот новорожденного наследника, молоденькой крестьянской девчонке осемнадцать стукнуло, сама два года как отневестилась и полгода как матерью стала.
— Да что ты! Я же можно сказать помолодела! — рассмеялась старушка. — Шибко мне твои снадобья помогли, ни одна хвороба не цеплялась за зиму, да и немочи старческие тревожить перестали. Спасибо тебе, девочка моя!
— Вот и славно! — радостно заулыбалась Яга в ответ. — Я пока тут гостить буду, еще сварить постараюсь.
— Княжна, да что случилось-то?! — не выдержала любопытная боярыня, обрывая разговор с ключницей.
— А?! — растеряно переспросила Ягуся, уже почти позабыв о своей «неловкости», но вспомнив, тут же нахмурилась и как можно равнодушнее пояснила. — Я морс на постель опрокинула, надо застирать скорее, чтобы пятна не осталось.
— Где? — сурово спросила бабушка Улита, посеменив к кровати.
Окинув разворошенную постель и красное пятно на простыне, старушка прищурилась и знаком подозвала пробегавшую мимо холопку с пустым ведром.
— Ташка, ну-ка постель собери и тащи вниз! — строго приказала ключница, более не глядя на кровать и даже повернувшись к ней спиной. — Да, кидай его сразу в чан, где прачки белье уже кипятят! Застирывать не надо, пущай покипятится как следует с щелоком, а после можно и с мыльнянкой простирнуть. Все поняла?
Девчонка только понятливо кивнула и, отставив ведро у порога, принялась собирать постель в тюк. Улита Гордеевна только один взгляд и бросила на холопку, после уделив все свое внимание молодой боярыне все так и стоявшей посреди горницы с праздничным платьем на вытянутых вперед руках.
— Анна Калитична, а что это вы тут спозаранку делаете? — подозрительно прищурившись, мягко спросила старая ключница, на правах данных ей долгой, честной службой и крепкой привязанностью всего царского семейства. — Не упомню я, что бы царица-матушка тебя к дочери своей приставляла. Вот про Алену Нежатовну помню, а про тебя нет. И ведь с некоторых пор на память не жалуюсь…
— Улита Гордеевна, — зачастила боярыня, опустив голову и не глядя в глаза старушке, уже одним этим подтверждая, что дело не чисто, — Алена захворала, живот у ней прихватило, вот она меня и попросила княжне помочь.
— Вот те раз! — делано удивленно воскликнула ключница. — Я когда сюда поднималась, видела ее в светлице, сидела она, платье княжне дошивала. Что на это скажешь?
— Отпустило, наверное, — нервно пожав плечами, отозвалась Анна Калитична.
— Ну-ну, — фыркнула старуха и сухо произнесла. — Иди-ка ты, боярыня, в горенку свою, пока царица-матушка о твоем самоуправстве не прознала, да Алену Нежатовну зови сюда! А платье это неси туда откудова взяла! Княжне совсем другое для празднества приготовили.
Вспыхнула молоденькая боярыня, потом лицо ее побелело, а после и вовсе красными пятнами пошло. Попыталась Анна Калитична оправдаться, да только бабушка Улита слушать не пожелала, снова провинившуюся боярыню царицей застращав.
— Бабушка Улита, а за что вы так с ней? — тихонечко спросила у старушки Златослава, перед этим проследив, как молодая боярыня в слезах выбежала из горницы.
— А чтобы впредь неповадно поперек слова царского идти было, нос свой длинный в чужие дела совать и обмануть пытаться, — строго проговорила ключница, будто все еще Анну Калитичну продолжала отчитывать. — Она ведь тут до твоего приезда пыталась слухи поганые распускать о тебе, муже твоем да дочке, вот только царица-матушка ее быстро на место поставила. А она вишь не успокоилась! К тебе вот пролезть попыталась…. Ну, и беси с ней! Не думай о ней девочка! Ты, горлица наша, свое гнездышко свила, вот оно для тебя главное, а остальное, так пыль у дороги!
Злата только улыбнулась слегка, слова старушки слушая, а потом и времени о худом думать не осталось. Сперва девушки-холопки сообщили, что вода для омовения готова и Ёжка поспешила купаться пойти. Потом, когда княжна уже искупалась и ждала, пока одна из приставленных девчонок просуши ее длинные волосы, прибежала запыхавшаяся боярыня Алена с нарядом присланным царицей Ольгой. А потом все закрутилось, завертелось, что Баба Яга едва успевала треть из происходящего запомнить и осознать. Ох, и отвыкла она от суеты!
Глава 16. Брат ты мне или не брат?
— Вона, смотри! Вишь, царевна идет! — заслышала Златослава за своей спиной тихие, но все же различимые в гуле ярморочной толпы слова.
— Да не царевна, дурень ты эдакий, а княжна она теперячи! — поправил другой чуть хриплый старческий голос.
— Ой, да надолго ли? Царь Иван то ее так и так назад себе вертает, — фыркнул еще какой-то мужчина.
— С чегой это ты взял-то? — спросила его женщина, но ответ на ее вопрос Яга не услышала, оглушенная восторженным гулом горожан, собравшихся поглазеть на представление скоморохов.
Ёжка нахмурилась, прислушиваясь к словам и одновременно стараясь не подать виду, что столь животрепещущая беседа ей слышна. Девушка остановилась у торговца тканями и принялась бездумно рассматривать заморские шелка и паволоки. Рядом остановился Зареслав, держащий на руках маленькую Василису с упоением мусолившую большой пряник. Пряник то и дело норовил выпасть из маленьких пальчиков, но каждый раз его падение пресекал княжич, возвращая малышке лакомство обратно. Василиска сопровождала каждую попытку падения пряника полным обиды взглядом, а каждое его возвращение веселым заливистым смехом, на который обращал внимание весь без исключения люд, что находился поблизости. Змей тоже позволял себе улыбку или тихий смешок, а порой, чтобы пуще развеселить девочку легонько подкидывал ее на своих руках, от чего пряник вновь пытался ретироваться из крохотных ручек.
