«Прощай, сын мой… прощай, мейла…».
За спиной уже раздавалось недовольное шипение, странно, что младший диспетчер Коуст не замечает черных капель яда, прожигающих приборную панель — еще немного и мониторы погаснут. Коуст был настолько ошеломлен произошедшим на его глазах саботажем, что едва находил правильные слова.
— Капитан Шалок, я вынужден немедленно доложить о вашем поступке…
— Докладывайте скорее, я принял на себя полную ответственность и готов понести любое наказание, — мрачно перебил его Лоут, поднимаясь из кресла.
Разбирательство военного суда длилось ровно четыре дня, после чего был вынесен удивительно мягкий приговор, приведший к замешательству даже ближайших соратников капитана Шалока. Вторая провинность капитана казалась куда серьезнее первой и этому дерзкому выскочке опять не свернут шею! Неужели его действительно признали безумцем, который пришел в такую ярость от постыдного бегства жены и сына, что Шалок неверно задал цель боевым снарядам. Позор! Немыслимый позор завершает карьеру заслуженного офицера.
И в таком случае бессрочная ссылка на один из незаселенных островов Змеиного архипелага послужит хорошим уроком ревнивцу. У разжалованного капитана будет предостаточно времени оценить все свои ошибки и самому свести счеты с никчемной жизнью. Дом и все имущество Шалока подлежит немедленной передаче в реестр военного ведомства. Отправка на Пелум назначена сразу же по вынесению приговора.
Лоут немного знал о месте своего последнего пристанища, однако рельеф и природа его были поистине необычайны. В центре небольшого острова возвышались две высокие снеговые горы, разделенные холодными и сухими плоскогорьями, но в глубоких каньонах скрывались небольшие долины с буйной тропической растительностью.
Летмобиль оставил Шалока на каменистой пустоши близ одного из таких ущелий. Проводив взглядом аппарат, увозивший к материку бывших сослуживцев, Лоут глубоко вздохнул и сбросил черный китель на землю. Теперь можно было расстегнуть наглухо закрытый ворот рубашки, подвернуть ее рукава к локтю и начать спуск на дно долины. Там ждали ручьи и плодовые деревья. А еще там находился заброшенный храм Марионы. К нему-то и держал путь Лоут Шалок.
В камне были вырублены узкие, искрошившиеся от времени ступени, часть их была разрушена корнями растений, а также проплешинами вездесущих мхов и лишайников. На середине пути Лоут чуть было не сорвался в пропасть, но в последний момент сумел зацепиться за выступ горной породы и после, распластавшись на скале, долго переводил дыхание.
Зато внизу его ожидала блаженная прохлада и тишина затерянного в глуши дикого сада. Впрочем, Шалок недолго любовался красотами пейзажа, а сразу направился в глубь небольшого грота, вход в который искусно прятал низенький водопад. Казалось, мужчина отлично знает весь опасный маршрут и месторасположение конечного пункта своего пути. Оттого-то и двигался с уверенностью хищника, почуявшего добычу.
Рассеянный свет попадал в пещеру из широкого разлома горного пласта сверху, но Лоуту пришлось какое-то время пристально вглядываться в сутулую фигуру впереди, чтобы узнать человека, встретившего его с метелкой в руках.
Некогда грозный офицер Доух сейчас отпустил бороду и забирал выцветшие волосы в длинный хвост. Свободная рубаха была подпоясана куском бечевы, а широкие холщовые штаны украшали заплаты. Также прищурив некогда зоркие глаза, Марлак с усмешкой разглядывал нежданного гостя.
— Долго же ты сюда добирался, солдат.
Лоут заложил большие пальцы рук за пояс и процедил сквозь зубы:
— Я пришел не по твою душу. Наш спор окончен на берегу и нет нужды начинать заново.
Доух грузно навалился на черенок метлы, которой только что счищал сор со ступеней маленького храма. Лицо Марлака приняло выражение крайней задумчивости.
— Все же я хочу знать, почему ты не нанес мне последний удар, а вместо этого просто отдал морю?
Лоут немного помолчал, а потом, бросив короткий взгляд на гранитные колонны, поддерживающие плоскую крышу строения, тихо ответил.
— Помнишь, там — на Маракхе… Ты вытащил меня из-подо льда и почти два дня нес на себе. Ты отдал мне свою куртку и сам прыгал вокруг, чтобы не окоченеть от лютого мороза.
Лоух опустил голову и тяжко вздохнул. Похоже, ему нелегко давались воспоминания. Марлак хрипло откашлялся, чтобы скрыть волнение, с годами начала появляться какая-то нелепая сентиментальность.
— Ты отдал мне долг сполна, когда прикрыл спину во время нападения пленников с Нийласа.
Лоут довольно рассмеялся, прочерчивая носком ботинка черту в пыли. Это был страшный бой на смерть, когда в горах два уставших курсанта набрели на костер пилотов с Нийласа, захваченных месяц назад на орбите Марионы. Любопытное зрелище для военных наблюдателей, возможно, они даже делали ставки.
— «Тигры» дрались как бешеные, им же нечего было терять. Но что ты сделал с их телами… Я так и не смог побороть отвращение.
Доух сплюнул в сторону и тотчас взмахнул метлой, поднимая облачко серой пыли.
— Если ты сорок дней мерз и голодал, готовясь отправиться в объятия Небытия, почему бы напоследок не отведать сердце своего врага. Если уж все это ради богини… я думаю, богам всегда нравилось, когда в их честь проливается кровь. Мариона осталась довольна жертвой… не оттого ли я все еще жив?!
— Нийласцы случайно оказались вблизи Короны и тоже пытались выжить, храбро сражаясь. Мы могли принять их как дорогих гостей, а вместо этого бросили на Маракх развлекать развращенную ведьму.
Доух только пожал плечами, хмуро оглядываясь в сторону слабо колышущихся занавесей храма.
— Она и к тебе всегда благоволила… Но я хочу спросить о другом. Где твоя женщина, Шалок?
Лоут зажмурился и шумно втянул воздух трепещущими ноздрями.
— Соня и Горд недавно покинули Мариону на твоем корабле. Надо признать, ты оказал им большую услугу.
Марлак отбросил в сторону метлу и, шагнув ближе, толкнул Лоута кулаком в центр груди. Глубоко посаженные глаза мужчины светились неподдельным торжеством.
— Значит, мои усилия не прошли прахом! Я смог сделать для нее хоть что-то хорошее. И «Кондор» увидел космос. Я так об этом мечтал…
Лоут снисходительно улыбнулся, возвращая легкий удар в плечо бывшего сослуживца.
— Говоришь, ты мечтал о небе… а остаток дней проведешь в одиночестве глухого ущелья, служа богам, которые скоро покинут эту прекрасную, но жестокую землю.
Доух устало потер лоб грязной ладонью, а потом прошел мимо Шалока и опустился на каменную скамью, заботливо укрытую куском изрядно вытертой козлиной шкуры.
— Я всем доволен и не ропщу на судьбу. Она и так дала мне больше, чем я заслужил. Благодарю, ты принес мне добрые вести. Я хотел бы назвать тебя своим другом, но вряд ли тебе это нужно. Говоришь, что пришел к Ней? Значит, она так захотела… Иди, раз пришел.
