Морган запротестовала было, но не смогла сдержать смешок. «Господи, какую смешную картину он нарисовал. Неужели я произвожу такое впечатление?»
– Еще неделя, и он разучится ходить. Ведь он уже разучился говорить.
– Но зачем ты меня привез сюда? – И она обвела взглядом стены домика.
– А что бы ты ответила, если бы я сказал: «Морган, давай проведем вместе две недели в горах?»
– Ну, я бы…
– Да ты бы нашла двести причин, почему мы не можем уехать.
– Но зачем ты мне заткнул рот, и завязал руки, и сорвал платье?
– Рот завязать было необходимо, иначе бы ты кричала всю дорогу, а мне не хотелось, чтобы ты сорвала голос, – и он улыбнулся, и на щеках у него показались глубокие ямочки. – А снял я с тебя платье потому, что очень хочу тебя. Я ведь в душе пират, похититель и развратитель юных девиц вроде тебя. – И он снова пощекотал ее своей бородой.
– Сет, – она смеялась, – но теперь ты развяжешь мне руки?
– Нет.
– Нет?
– Нет, пока тебя не вымою. От тебя пахнет хуже, чем от работников в амбаре.
– Сет!
– Я действительно так думаю. Если бы сюда заявился медведь, он принял бы тебя за медведицу.
– Эй ты! – И она попыталась связанными руками ударить его. – Ну почему ты не романтический влюбленный, какие описываются в литературе?
– А какого бы ты предпочла? С бурным темпераментом, который бы швырнул тебя на землю и немедленно взял, или коленопреклонного, целующего ручки?
– Ну, не знаю…
– Ну, признайся, моя Джиневра, ведь я твой Ланселот.
И она опять хихикнула:
– Но, сэр, правила благородного, романтического поведения запрещают рыцарю говорить прекрасной даме, что от нее скверно пахнет.
– Милая моя, но, может быть, «милая» не то слово… Любовь моя, хочешь верь, хочешь нет, но я все еще тебя люблю… хотя от прекрасных, царственных дам так не пахнет, они регулярно моются.
– Ну что ж, мой прекрасный рыцарь, может быть, вы отведете меня в туалетную комнату с ванной, где я могла бы помыться?
Сет бесцеремонно столкнул ее с колен, подошел к двери и распахнул ее настежь.
– Ванна вас ожидает.
– Но снаружи холодно. Давай нагреем здесь воды.
– Я захватил большой кусок душистого мыла и весь его истрачу на твое прекрасное тело.
– Это замечательно! Но я взрослый человек и сама сумею вымыться.
Его глаза просто пожирали ее.
– Да, я вижу, что ты взрослая, и именно поэтому сам хочу тебя помыть. И если ты не хочешь, чтобы я сию минуту набросился на тебя, быстро выбирайся наружу, чтобы я немного поостыл.
Она заколебалась.
– Хотя нет, нет, не беспокойся. Если ты не вымоешься, то будешь в совершенной безопасности.
И она поспешила выйти на холодный горный воздух, бросив на него сокрушительный взгляд.
У края горного потока она взглянула на него.
– Как насчет этого? – и протянула связанные руки.
Он достал было нож.
– Нет, – сказал он, подумав, и опять его спрятал.
– Сет, руки болят.
Взгляд его смягчился, но только на секунду.
– Нет, я тебе не верю. Вспомни, что ты моя пленница. А многие мужья и кляп бы оставили во рту.
– Сет!
– Если ты не поторопишься в ванну, ты замерзнешь насмерть. Вот только не знаю, как мне-то быть? Не хочется портить такие замечательные сапоги. Ага! Прекрасная мысль!
Он молниеносно скинул одежду и сапоги, и она успела лишь мельком взглянуть на его великолепное тело, потому что он схватился за веревку, которой были связаны руки, и потащил ее в воду.
– Пойдем, пленница.
У нее дух захватило, такая студеная была вода.
– Ой как холодно!
– Ничего, все будет хорошо, скоро согреешься.
И он начал растирать ее мылом и мелким песком, предусмотрительно захваченным с собой. Он тер изо всех сил, всю сверху донизу, и ей казалось, что сейчас он сдерет с нее кожу. Она умоляла тереть потише, но он не слушал. Потом он омыл ее водой и снова стал намыливать, на этот раз бережнее и нежнее. Но вдруг перестал и начал намыливаться сам.
– Ты не смоешь с меня мыло?
Ни слова не говоря, он привлек ее к себе. Мыло не мешало и даже доставляло приятное ощущение Они потерлись друг о друга, губы их сомкнулись Морган связанными руками дотронулась до него там, внизу, и у него перехватило дыхание. Поцелуи становились все жарче.
Сет быстро отстранился, подбежал к одежде, вынул нож и перерезал веревку, стягивавшую ей руки. Он нежно опустил ее на зеленую траву у потока.
Неистовство овладело обоими, так долго они сдерживали свои желания. Когда первый порыв был утолен, они прильнули друг к другу. Их сердца стучали вместе, громкое дыхание заглушило все остальные звуки.
Морган вдруг почувствовала себя свободно и легко, она даже не подозревала, какое напряжение тяготило и сковывало ее все это время.
Они лежали бок о бок, не дотрагиваясь друг до друга, и молчали. Сгущались сумерки, и в небе загорались звезды.
– Знаешь, когда нас через много веков найдут здесь замерзшими, ученые будут недоумевать, что это за белая штука покрывает наши тела. Давай смоем пену. И я умираю с голода. А когда поем, хочу все начать сначала.
– То есть опять завязать мне глаза и заткнуть рот? – поддразнила она его. – А что это было такое тяжелое, что ты тогда на меня набросил? Я думала, что у меня шея переломится.
– Тяжелое? – удивился он и рассмеялся. – Да это был просто-напросто плед.
– Нет, это был не плед. Мне показалось, что я сейчас задохнусь до смерти.
– А сейчас тебе угрожает другая смерть – ты замерзнешь, если мы сейчас не бросимся в воду.
И они быстро смыли с себя мыльную пену. И потом вместе вытерли ее роскошные волосы.
Потом Сет схватил ее в охапку и потащил в дом.
– То тебя не заставишь мыться, а то не вытащишь из воды.
Они вошли в дом, и он прижал ее к себе:
– Я тебе когда-нибудь признавался в любви?
– Никогда.
– Ни разу?
– Ни одного-единственного раза.
– Ну и хорошо, потому что я тебя не люблю. Я тебя боготворю. Ты… моя… жена… Да, моя жена, Морган, – сказал он серьезно. – А ты ко мне что-нибудь чувствуешь?
– Так, преходящее влечение. – И увидела, что ее слова его уязвили. – Сет, я полюбила тебя с самой первой минуты, когда увидела на балу у Синтии Фергюсон. И думаю, все время любила, несмотря ни на что.
