Глава двадцать седьмая.
Коца, подхватив ноги в руки, петлял задворками по предновогоднему ночному городу, он понимал, что если кто-то из соседей вызвал милицию, то те постараются перекрыть весь район, вырваться тогда из круга будет сложнее. Поймав частника уже за площадью Ленина, ввалился в салон старенькой “копейки”,едва не выронив под колеса тугой сверток с драгоценностями. Запихнув его обратно во внутренний карман пальто, махнул рукой вперед, старик шофер без слов нажал на педаль газа, жигуленок, проскочив центр города по Ворошиловскому проспекту, завернул на ведущую к центральному рынку полутемную Темерницкую. Валютчик не решился подкатывать к подъезду дома Эльфриды Павловны, а вылез раньше, забежал в магазин на углу, набрав продуктов, взял коньяк и пару бутылок с минеральной водой. Перейдя улицу Станиславского, прошел мимо городского вытрезвителя, и только за ним вдруг ощутил, как по груди расползается чувство неосознанной тревоги. Мысли о том, что его, пока он отсутствовал, могли запросто кинуть, затолпились в голове, мешая трезво оценить ситуацию. А позариться в сундуке было на что, по скромным подсчетам драгоценностей в нем хранилось не на одну сотню тысяч долларов, если не на миллион. Он в который раз чертыхнулся в душе по поводу Пулипера, ускользнувшего за границу, теперь предстояло рассчитывать только на свои способности. Не было ни списка богатых буратино, ни умения раскрутить их по уму, надежда была только на друга Микки Мауса, до этого он в глазах Коцы был всего лишь хитрожопым перекупщиком, мечтающим натянуть покрасивее туповатых менял. А может, между ними существовала договоренность, и Аркадий Борисович смайнал из Ростова целенаправленно? Эта мысль едва не привела в бешенство, Коца, дойдя до высокого крыльца одноэтажного здания полубарачного типа, всмотрелся в темные окна, через рваные шторы на улицу пробивался слабый луч света. В груди снова шевельнулась прохладная пустота, вот постучит он в дверь, на пороге возникнет пожилая еврейка с кобелем по кличке Плюх, заросшим грязью, и на все претензии ответит прокуренным голосом, что не знает ни о каких сокровищах, потому что они никогда ее не интересовали. И вообще, сама жизнь на этой земле кажется ей временным пристанищем. Останется одно — убить неряшливую старуху, потому что перекупщик за несколько часов полной свободы действий окажется далеко отсюда, может быть, рядом с Пулипером, старшим своим другом и учителем. Валютчик, помявшись с ноги на ногу, остервенело сплюнул и взошел на крыльцо как на французский эшафот, постучал, не снимая перчатки, кулаком в закаменевшее дерево. На пороге вместо Эльфриды Павловны объявился сам Микки Маус
— Проходи, где ты пропадал? — посторонился он. — Я уже начал волноваться.
— Забегал на свою квартиру, — шмыгнул носом валютчик, ощущая, как грудь снова заполняется теплом. — А там ждала засада.
— Разве мы не об этом с тобой рассуждали?
— Мне было надо.
В комнате горел причудливый настенный светильник времен царя Гороха, хозяйка вместе с Плюхом наворачивала из немытой тарелки подобие похлебки.
— Покорми его, — рыкнула она, не отрываясь от еды.
— Я принес для встречи Нового года продукты.
— А мы что, пальцем деланные? — Эльфрида Павловна даже не покосилась на пакет. — Ко мне, пока тебя не было, приходили друзья с мешками всякой всячины, я, вот, объедки после них дожевываю.
Ухмыльнувшись, Микки Маус освободил место за столом, принес тарелку чего-то дымящегося. Коца снял пальто и присоединился к трапезе, он давно понял, если к пожилой еврейке что принесут, тут-же сами и съедят. До встречи Нового года осталась каких-то пара часов, а тело, закоченевшее на промозглом ветру, требовало прогреть его прямо сейчас.
— На базаре пока все спокойно, хотя не исключаю тотальной слежки, за мной увязался было Жан Копенгаген, но я отшил его пустыми фразами, — Микки Маус пристроился на углу дивана. — Я разговаривал с Каталой, раскрутил его наводками, мол, слух прошел, что приносили какие-то цацки, мол, тому, кто выкупил, надо бы везти их в Москву. Рынок сбыта там приглаженный, а здесь лишнего полтинника не наваришь. Катала признался, что ездил в столицу недавно, с крутыми нумизматами не знаком, а на кидал на рынке коллекционеров нарваться запросто. Москву заполнили кавказцы, ломают клиентов не озираясь по сторонам. Все куплено и все давно продано.
Покушав, Коца смахнул подобием полотенца крошки со рта, переместился на высокую кучу тряпья, под которой ощущался обыкновенный стул.
— А про здешних ценителей он ничего не знает? Не верится, чтобы такой воротила, да не собирал нужных сведений, — валютчик отодвинул ногой Плюха, решившего привалиться к нему.
— Назвал парочку теневых дельцов, часто навещающих его, я сам с ними знаком, один работает по иконам, второй по старинному серебру.
— Который по иконам похож на колхозника? Мужик такой, деревенщина.
— Он самый.
— Это не то.
— У второго размах тоже грошовый. Пулипер знал как облупленных всех мохнатых, поэтому проблем со сбытом не испытывал.
— Залетели мы, получается, в тупик, — Коца наклонился вперед, сложил пальцы между коленями, по телу неторопливо разливалось тепло, — Нам Цфасман, ваш знакомый, ничем не поможет? Почему бы ему за определенный, разумеется, процент не поработать на нас? Он, как я понял, постоянно в курсе всех дел.
— Я как-то про него не подумал, надо поспрашивать, — шмыгнул Микки Маус большим носом. — Но этот вопрос придется поднимать лишь после праздников, сейчас бесполезно в любом случае.
— Я считал, что праздники в подобных делах не помеха.
— Ты думаешь, что у евреев нет семей, которым необходимо уделять внимание? Ты глубоко ошибаешься.
— При чем здесь евреи, я имел ввиду бизнес в целом. Мы же баклуши с тобой не бьем?
— Еще как бьем, правда, поневоле, Но мысль ты подал замечательную.
— Тогда вот тебе еще одна, — валютчик понизил голос. — У хозяйки этой квартиры никого на примете не имеется? Мы бы и ее не оставили без внимания.
— Это святой человек, — тут-же отверг идею Микки Маус. — Эльфриду Павловну не поймут, если она обратится с таким предложением.
— А жаль, она, как я уразумел, связана с какой-то международной организацией, значит, возможностей было бы вагон и маленькая тележка.
— Она действительно имеет связи с единомышленниками по всему миру, но сфера их деятельности направлена на спасение окружающей среды и улучшение благосостояния народа, — Микки Маус посмотрел Коце в глаза. — Недавно, например, она участвовала с американскими и польскими студентами в пикетах перед зданием губернаторства по недопущению пуска Волгодонской атомной станции. Ее решили запустить с многочисленными недоделками, местным жителям это до лампочки, а они нарисовали плакаты. Их продержали в ментовских телевизорах до следующего утра, не упустив случая облить помоями с головы до ног.
— Прости, дорогой, — валютчик почесал пальцем кончик носа. — К слову пришлось.
