Через час я двигалась по курсу в двести шестьдесят градусов и уже давно благополучно покинула воздушное пространство Прачоса. Летела среди высоких кучевых облаков. Подо мной простиралось море со множеством островов. Я все чаще видела большие участки суши, тянувшиеся к островам, и понимала, что, двигаясь по заданному курсу, скоро окажусь над континентом. Высота около двадцати пяти тысяч футов была куда меньше той, на которой обычно работали пилоты «Спитфайров» во время разведывательных операций, но так самолет шел на большой крейсерской скорости, причем на обедненной смеси. Поскольку я летела без карт, нужно было время от времени смотреть на землю. Обогреватель в кабине обдувал меня струей теплого воздуха.
Впереди виднелся гигантский столб тяжелого облака, ослепительно-белый на пике в форме наковальни, но темный внизу. Я знала, что лучше его обогнуть, но в тот момент как раз вычисляла курс, глядя на землю. Длинный хвост наковальни оказался надо мной, посыпал жалящий град. Он устрашающе стучал по крыльям и фюзеляжу «Спитфайра», врезаясь в фонарь. Гроза протянулась по небу передо мной. Оставался единственный вариант – попробовать подняться выше. Я задрала нос самолета, но пока набирала высоту, врезалась в облачную стену и скользнула прямо в турбулентную темноту внутри.
31
Я пробиралась через плотное облако примерно полчаса. Вокруг сверкали прожилки молний, сильные восходящие и нисходящие потоки воздуха ударяли в самолет. Пролетавшие градины свистели, будто пули. Меня бросало то на фонарь, то на фюзеляж, «Спитфайр» вел себя так, будто таранил носом твердое препятствие. Я дергалась вперед, билась о штурвал, из-за чего самолет уходил в ненужное пике. Когда я оказалась внутри облака, о полете по ориентирам пришлось тут же забыть. Внутренние воздушные потоки были слишком сильны и непредсказуемы, оставалось надеяться, что самолет не развалится на части, а двигатель не заглохнет и не перегреется. Иногда я даже не могла сказать с уверенностью, что самолет все еще идет вверх. В первый и последний раз за всю свою карьеру летчика я потеряла контроль над ситуацией и боялась разбиться. Несколько раз не сомневалась, что вот-вот погибну. Лучшее, что я могла сделать, – вцепиться в штурвал, а другой рукой возиться с дроссельной заслонкой, стараясь удержать самолет в воздухе.
Я высвободилась из облака так же внезапно, как столкнулась с ним, причем вылетела в более или менее правильном положении, вырвалась из ужасающих восходящих потоков в спокойный неподвижный воздух, разливавшийся вокруг бесконечной синевой. Меня ослепил яркий солнечный свет.
Я тут же проверила показания приборов, думая, что самолет, мотор, летные поверхности, гидравлика или топливные магистрали могли серьезно пострадать. Казалось, все нормально, но с точностью я сказать не могла. Отрегулировала смесь, двигатель снова ободряюще заурчал. «Спитфайр» все еще летел, реагируя на движение штурвала и педалей. По показаниям высотомера я поняла, что поднялась почти на пять тысяч футов, пока находилась в очаге грозы, снизилась до предыдущей высоты, проверила курс, подкорректировала направление, летела по возможности спокойно, хотя и чувствовала, что встреча с бурей меня сильно потрясла. С этого момента я постоянно следила за грозовыми облаками.
Длинный день продолжался. Я летела вслепую, полностью полагаясь на компас, и понятия не имела, где нахожусь. Подо мной тянулись какие-то девственные поля, и с такой высоты невозможно было хоть что-нибудь толком рассмотреть. Я нигде не видела ориентиров: ни гор, ни городов, ни побережий, ни даже рек, форма или расположение которых могли мне что-то подсказать. Я цеплялась лишь за курс в двести шестьдесят градусов, мой единственный маршрут, единственный путь, где должен был находиться мой дом.
Что-то блеснуло в небе по правому борту, причем так быстро, что исчезло, пока я поворачивалась рассмотреть. Я полетела дальше. Снова взблеск, и в этот раз я увидела, что это одномоторный самолет, темневший на фоне ясного неба, солнце отсвечивало от его крыльев, пока он покачивался из стороны в сторону – так летчики-истребители отслеживали, что происходит под ними. Я снова оцепенела от страха. К первому истребителю присоединился второй, резко набрав высоту. Друзья или враги? Они были слишком далеко, но я почти не сомневалась в том, что это немцы. А я летела в самом приметном британском военном самолете, без оружия, да и в любом случае понятия не имела, как вести воздушный бой, так что всерьез такой вариант не рассматривала. Они отстали и заняли позицию где-то позади меня, наверное, набирали высоту для атаки.
Через пару минут над фонарем пронесся огненный след пуль, исчезнув где-то впереди. Что-то ударило в «Спитфайр» за кабиной. Самолет накренился, но, хоть и был ранен и хуже реагировал на рули высоты, однако продолжал лететь. Затем один из нападавших пронесся рядом, я увидела его на пару секунд, но тут же опознала. Меня обучали узнавать любой из ныне летающих самолетов, будь то союзные войска или вражеские. Это был «Фокке-Вульф FW-190», единственный немецкий истребитель, сравнимый со «Спитфайром». Я заметила пятнистый зеленый камуфляж на передней поверхности, ярко выделялся и черный крест люфтваффе, свастика, зловеще нарисованная на киле. «Фокке-Вульф» ревел подо мной, а я повернула штурвал в сторону, чтобы уйти от него. Немец сделал вираж в противоположную сторону. За ним последовал второй самолет люфтваффе, который, похоже, по мне не стрелял.
