Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
Литовская граница. Слово изгнанника
– Погоди, Егорка, остановимся! Не гонят… А и гнали бы, я б все одно назад обернулся!
…Вестимо, что не разумеешь! Ты казак, тебе Дон – отчизна, моя земля тебе – чужбина… Право слово, где конь казачий ступил, там казаку и дом!
…Не спеши, Маринка, постоим минутку… Я все ведаю, душа у тебя в родную сторонку птахой летит! Да только моя со своей земли камнем уходить не хочет. Ты обожди, я не замедлю.
Землица моя… Земля Русская… Как же можно собрать тебя в пригоршню, словно Курбский-князь, да затолкать в тесный кисет? Ведь ты же вся – огромная! – с долами, с реками, с градами да селами, с дорогами, с церквами Божьими – у меня здесь, в сердце!
Исполать тебе, Матушка! Что носила меня, окаянного, на своей груди. Что стелила мне под бок мхи твои да травы на привалах, что следы мои снегом заметала в зимних разведках. Что укрывала меня от пуль и от ядер и что глаза мне до сих пор не засыпала!
Исполать, Мать, что питала меня хлебами твоими, плодами разными – не досыта, а все ж не оголодал я! И что поила меня горькими питиями твоими допьяна – а все ж ни твоих, ни своих бед во хмелю я не забывал…
И что ныне не жжешь подошв моих, а шепчешь тихим ветерком: «Ступай, Феденька, сам ведаешь, что свершаешь»…
Ты мне теперь сниться будешь! До самого моего смертного часа. И в каких краях Бог скитаться ни положит, всем буду о тебе рассказывать! Послушает мой сказ добрый человек, не видавший тебя, и подумает: «Как прекрасна, богата и щедра должна быть земля Русь!»
А и краса твоя неяркая, и бедна ты… Но ты – Мать мне, а я сын тебе!
Прости же! Прости…
Эй, друзья, поехали, что ли! За тем лесом уж Литва начинается…
Ченстохов, Ясная Гора, 1615 год
Женщина, так и не ставшая царицей земной, стояла на коленях перед образом Царицы Небесной. Икона Богородицы Ченстоховской, написанная, по преданию, самим евангелистом Лукой и почитаемая католиками явно и благоговейно (а православными – тайно и скрыто, ибо обреталась она в польском городе Ченстохове, на Ясной Горе, в монастыре католического ордена паулинов), была светочем Литвы и Польши, а некоторые даже называли ее «польской королевой». Лик Богоматери потемнел от времени, а на щеке Девы Марии можно было различить два следа-шрама от сабельных ударов. Порубить святой образ осмелились гуситы, напавшие на католический монастырь. Марина Мнишек, несостоявшаяся царица Московии, с надеждой и смирением вглядывалась в кроткий лик «королевы Польши» и просила у Богородицы помощи.
Впрочем, разве это не Матерь Божия послала коломенской узнице коханого и друга, разве не Дева Мария умолила своего сына за грешную и слабую Марину Мнишек, несчастную мать, потерявшую единственного ребенка? А если Янек все-таки жив, если шляхтичу Войцеху Белинскому удалось увезти его в Речь Посполитую? Тогда они с Феденькой непременно отыщут мальчика. Не для того, чтобы московская царица Мария Юрьевна воскресла из мертвых (к прежней жизни дороги нет!), а для того, чтобы мать смогла хоть издали посмотреть на своего чудом спасшегося сына.
После того как они с Федором бежали, вырвались из России, Марина не стала заявлять соотечественникам о своем возвращении, не поехала в Самборский замок. К чему? Пан Ежи Мнишек умер, его дети разбрелись по миру, одна пани Ядвига доживала свой век в Самборе. Но узнает ли она в бедно одетой, изменившейся и внешне и внутренне скромной беглянке свою гордую и властную красавицу дочь? Наверное, не узнает. Да и не нужно узнавать…
Марина сдержала слово, данное Федору, а для этого следовало умереть для мира и людей и начать жить заново. Царица московская Мария Юрьевна действительно умерла в Коломенской башне, а женщина, неожиданно получившая свободу, была всего лишь скромной подругой московского дворянина Федора Рожнова.
Бывший сотник подошел к молящейся женщине. Преклонил колено, как это делали паломники, заходившие поклониться Богородице Ченстоховской. Коснулся плеча Марины. Она обернулась, а он глазами, не голосом, сказал: «Пойдем…» В храме сегодня было не слишком людно, но и не пусто. Как в обычный, не праздничный день. В церковные праздники к Богородице Ченстоховской не пробиться – в храме яблоку негде упасть. Люди ползут к Богородице Ченстоховской на коленях, а потом ксендзы торжественно открывают золотую завесу, скрывающую святой лик…
Они вышли из храма и у самых дверей столкнулись с молодой парой, по виду – малороссами. Молодая женщина в белой, расшитой черными и красными нитками кофте, и затейливой малороссийской юбке-плахте, с алыми горошинами бус на шее и белым платком на голове, улыбалась весело и задорно. А мужчина, который держал ее под руку, походил на малороссийского купца, вполне довольного своей жизнью и делом. Женщина подняла глаза на Марину и Федора и радостно улыбнулась.
– Мария Юрьевна! Феденька свет Завиракович! – воскликнула она. – Боже мой, Господи, счастье-то какое! Свиделись все-таки! А мы-то с Гришенькой в Киеве поселились, домик уже купили беленький, с садом да с яблоньками!
– Ага, а я попал из огня да в полымя, – не столь радостно заметил ее спутник. – Прежде воеводе да рыночному старосте кланялся, а ныне – войту[105] дай, в цеху обратно дай… Словом, торговля – она везде торговля… Но зато я теперь пирог особый пеку – с орехами да с цукатами! Название придумал: «торта Киевская», на итальянский манер! С великим спросом!
– Я же говорила, Хелена, что мы еще встретимся… – сказала Марина. – Только жизнь теперь иная, и мы с Федором – иные… Да хранит нас всех Пресвятая Дева Мария!
Солнце встало над Ясной Горой, и как будто плыл в воздухе, не касаясь земли, потемневший от времени лик Божьей Матери. Все царства мира не стоили улыбки Девы Марии, нежной и благословляющей, скорбной и светлой. В каждой человеческой жизни, пусть даже прожитой не слишком праведно, но с оглядкой на Бога, наступает тот момент, когда гордыня весит не больше, чем пыль под ногами. И тогда сквозь муки и горести, сквозь страдание и разочарование торжествующе проступает смиренная истина – робкая и простая, как первая любовь…
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 104
