– Бабушка, бывало, говорила, что моя настоящая мама ходила к тому ключу, – произнесла я, показывая на струю воды, бьющую из расселины в скале. – Она наполняла здесь нашу старую дубовую бадью ключевой водой, считая, что колодезная вода не годится для питья и готовки. Или для тех красителей, которые бабушка делала для окраски старых носков. Из этих носков она потом вязала коврик, который должны были положить под моей колыбелькой, чтобы закрыть щели в полу. К моему рождению бабушка хотела приукрасить нашу хижину как можно лучше.
Логан разлегся на траве рядом, рассеянно играя прядями моих длинных волос. Было так романтично сидеть здесь с Логаном, как будто до нас никто и не знал, что такое любовь. Я видела себя и Логана как бы со стороны, молодых и неопытных, но в то же время умных и в расцвете жизни… Логан ласкал мои руки, целуя кончики пальцев и ладони. Он привлек меня к себе и прижал к груди, мои волосы черной шалью закрыли наши лица, и мы целовались и целовались, потом я прижалась щекой к его груди, и он крепко обнял меня. Я могла бы чувствовать себя на вершине счастья, если бы… Но я ощущала себя умирающей, которую вывезли на последний пикник и никакие самые яркие солнечные лучи не рассеют туч в ее душе.
Я закрыла глаза, надеясь, что Логан будет говорить вечно и не даст мне возможности разрушить его и мои мечты.
– Мы поженимся, когда еще будут цвести розы, в год окончания мной колледжа. Перед тем как выпадет снег, Хевен.
Я кивнула головой, отчасти захваченная этой фантазией. Глаза у меня закрылись, дыхание слилось с его дыханием. Он гладил мне спину, руки, потом – очень осторожно – грудь. Я вскрикнула и отскочила от него, сев на траву. Потом дрожащим голосом произнесла:
– Нам пора идти. Тебе нужно знать, если, конечно, хочешь, кто я и что я.
– Я уже знаю, Хевен, кто ты и что. А почему у тебя такие испуганные глаза? Я тебя не обижу. Я же люблю тебя.
Если бы он знал правду! Только Кэл знал, через что мне пришлось пройти, и только Кэл мог меня понять. Я происходила из семейства Кастилов, порочная от рождения, а Кэла это не интересовало, не то что чистюль Стоунуоллов. От Фанни Логан отворачивался потому, что та была необузданная и слишком свободно вела себя.
В ясном взгляде Логана появилось облачко беспокойства, словно он почувствовал, что у меня есть тайна, нерадостная для него. В этот момент я чувствовала себя такой незначительной, запачканной, одинокой.
– У меня есть одно желание, – объявила я дрожащим голосом. – Логан, если ты не против, мне хотелось бы еще раз сходить на могилу матери. После ее смерти у меня осталась кукла, сделанная с нее, но я не смогла уберечь ее от огня, а она мне была нужна, чтобы доказать, кто я такая, когда вернусь в Бостон и найду семью моей мамы.
– Ты собираешься ехать туда?! – встревоженно воскликнул Логан. – Зачем? Когда мы поженимся, моя семья станет твоей семьей.
– Когда-нибудь мне придется туда поехать. Я считаю, что обязана это сделать, и не только ради себя, но и ради моей мамы. Она сбежала от родителей, и те ни разу о ней больше не слышали. Они сейчас не слишком старые и, вероятно, беспокоятся о ее судьбе уже много лет. Иногда бывает лучше узнать правду, чем думать и гадать.
Мы поднимались вверх по тропинке, и Логан шел со мной шаг в шаг, только чуть отстранившись.
Вскоре листва начнет играть обилием ярких красок осени, которая быстро охватит горы. Внизу в долине, где не дуют осенние ветры, родители Логана будут негодовать по поводу девушки из Кастилов, недостойной их единственного сына. Я взяла его за руку, полная той любви, которую могут испытывать только молодые. Он сразу же улыбнулся и пошел поближе ко мне.
– Мне что, десять миллионов раз сказать тебе, что я тебя люблю, и тогда ты поверишь? Может, мне встать на колени и сделать тебе предложение? Что бы ты ни говорила, я не перестану любить и уважать тебя!
Нет, было кое-что такое, и если я это скажу, то все переменится. Я крепче сжала его руку, ведя его вперед, временами круто вверх, между высокими соснами, вековыми дубами и кустами орешника. Потом пошли вечнозеленые растения, и – вот оно, кладбище. Места на нем осталось лишь для нескольких могил. Ниже были кладбища получше и поновее, там применяли машины для стрижки травы, там работал кладбищенский персонал.
Здесь же, где лежала моя мама, одиноко, в стороне, никто не стриг траву. На небольшом холмике, который начал оседать, мы увидели дешевое надгробие в форме креста и надпись:
«Ангел
Возлюбленная жена Томаса Люка Кастила»
Я отпустила теплую руку Логана и стала на колени. Склонив голову, я сказала в своей молитве, что когда-то, в чудесный и добрый день, увижу ее в раю.
Еще в саду преподобного Уэйланда Вайса я сорвала единственную розу, которую поставила в стеклянную банку, врытую мной в могилу в давние времена. Воды здесь поблизости не было, так что красная роза скоро засохнет и превратится в коричневую. Так же засохла и умерла мама, до того как я смогла ее узнать.
Ветер раскачивал длинные ветви вечнозеленых деревьев и кустов. Я все стояла на коленях, собираясь с силами сказать то, что хотела.
– Нам пора идти, – неуверенно предложил Логан, взглянув на заходящее солнце, которое стало быстро прятаться за вершины гор.
Что он почувствовал? То же, что и я?
То здесь, то там нарастали звуки, раздаваясь эхом в долинах, разносясь ветром в каньонах, усиливаясь шелестом летней листвы и перешептыванием высоких трав, некошенных годами.
– Вроде бы дождь собирается.
«Нет, не могу пока сказать», – подумала я.
– Хевен, а зачем мы пришли сюда? Чтобы ты постояла на коленях, и поплакала, и забыла о радостях живых и любящих?
– Ты не слушаешь меня, Логан, или не понимаешь. Это могила моей родной матери, которая умерла при моем рождении, и умерла в нежном возрасте – в четырнадцать лет.
– Ты мне говорила об этом раньше, – стараясь быть доходчивым, произнес Логан, встал рядом со мной на колени и положил мне руку на плечо. – Неужели до сих пор что-то ноет? Ты ведь ее не знала.
– Зато теперь знаю. Иногда я просыпаюсь ночью и чувствую то, что чувствовала она. Она – это я, а я – она. Я люблю горы – и я ненавижу их. Они дают тебе много, но и обворовывают тебя. Здесь одиноко, но здесь и красиво. Господь благословил землю, но проклял людей, поэтому они чувствуют себя мелкими и ничтожными. Я хочу и остаться, хочу и уехать.
– Тогда я помогу тебе принять решение. Сейчас мы спускаемся в долину, а через два года поженимся.
– Ты не обязан этого делать, сам знаешь.
– Но ведь я тебя люблю. И всегда любил. У меня никогда никого не было, кроме тебя. Неужели этого недостаточно?
Теперь слезы ручьями потекли по моему лицу. Я бросила взгляд на быстро приближающиеся тучи и попыталась вновь заговорить. Логан прижал меня к себе.
