Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
Задержки и промахи со стороны британцев и арабов возместились успехом партизанской войны против турецких гарнизонов вдоль железной дороги, против поездов с боеприпасами и деньгами. Сирийский сторонник Фейсала Джафар-паша эль-Аскери впоследствии описывал, как из взорванного турецкого поезда разлетались сотни тысяч турецких банкнот, и ни один араб не потрудился их поднять – все рвались к Дамаску.
В то время как Алленби наступал на Иерусалим – взятый потом в декабре 1917 года, – Фейсал стоял лагерем в Акабе, готовя армию к маршу на Дамаск. И тут в лагере разорвалась бомба в виде экземпляра секретного соглашения Сайкса – Пико. Его любезно передали большевики через старого врага Фейсала Джемаль-пашу, дабы показать арабам, что для них припасено у союзников в случае военной победы. Фейсал знал, что есть какое-то соглашения, но это и все.
Соглашение, заключенное сэром Марком Сайксом и мсье Жоржем Пико, делило «Аравию» в случае победы на протектораты, распределенные между британцами, французами и русскими. Оно видимым образом игнорировало обещание, данное ранее сэром Генри Макмагоном: дать арабам независимость в области, включающей четыре священных города мусульман. Соглашение – или несогласие, как его уже стали называть в Лондоне, – Сайкса – Пико заложило основу заключенного впоследствии пакта Сан-Ремо, который отдавал Аравию под британский и французский мандат.
На самом деле отсутствие у Фейсала этой важной информации было решением его властного отца. Хусейн не показывал ему многолетнюю переписку с Генри Макмагоном, накопившуюся в Мекке, и не считал необходимым объяснять свои отцовские приказы. Сайкс и Пико приезжали в Джидду в мае, тремя месяцами раньше, с заявленной целью объяснить перемены условий, вынужденно сделанные со стороны Британии из-за требований Франции, и условия соглашения: Франция распространяет свое влияние на Сирию и Ливан, а Британия – на Ирак, Трансиорданию и северную Палестину. Твердый в своих мнениях из-за возраста и собственного характера, Хусейн их едва слушал.
Разочарование Фейсала было нечем смягчить, и именно этого боялся Лоуренс. Несколько дней казалось, что Арабское восстание закончилось, и Лоуренса раздирали противоречивые чувства. Фейсал немедленно дал телеграмму в Мекку отцу, говоря, что он со своей армией отказывается продолжать войну с турками, потому что его идеал – независимость и единство арабской нации. Замену турок другими иностранцами они не потерпят. Хусейн телеграфировал в Лондон и получил в ответ бойкие заверения, что эти вести основаны на чистой интриге и у британского правительства нет иной цели, кроме освобождения арабов. Это вполне устроило шерифа, который тут же отдал приказ сыну продолжать войну – «или я буду считать тебя изменником». Хусейну, уже называвшему себя «королем арабов», успех Фейсала кружил голову.
Лоуренс в мучительном раздвоении все же заверил Фейсала, что британцы сдержат свои обещания, как по духу, так и по букве. Отныне, пишет он, не имея уже возможности гордиться тем, чего они достигли совместно, он чувствовал «постоянный и горький стыд». Итак, арабская армия продолжала марш, племена сменялись племенами на ее пути, их число увеличивалось по мере того, как армия шла на Дамаск. Взяли город Дераа, потом подошли к деревне Тафас, чей правитель Таллал числился среди самых верных воинов Фейсала. Здесь отступающие от Дераа турки страшно отомстили жителям: женщин и детей зверски пытали и увечили, дома сожгли. Такую провокацию нельзя было снести. Таллал, взбешенный этим ужасом, натянул куфию на лицо и понесся галопом под огонь отступающей армии. Последовавшая бойня была неописуема. Лоуренс не мог забыть этого всю оставшуюся жизнь.
Дамаск, «жемчужина, оправленная в изумруды», был осажден арабской армией. Вскоре турки его покинули, британские дивизии взяли семьдесят тысяч пленных. Иррегулярные хиджазские войска Фейсала прошли через город 30 сентября 1918 года и подняли флаг шерифа над Сераем – административными зданиями турок. Женщины отводили паранджу и бросали цветы и ароматы солдатам под ноги, мужчины вскидывали фески в воздух, и праздник продолжался ночью и днем. Когда 3 октября эмир Фейсал приблизился к центру города, его встречал восхищенный шепот. Толпа раздалась, послышался топот копыт, и появился он – один, на полном галопе, рука вскинута в салюте. Тысячи радостных криков слились в один общий рев триумфа, прогремевшего эхом по всей Аравии.
Фейсал – вероятно, будущий правитель страны – развернул флаг Хиджаза и впервые встретился с генералом Алленби. Восхищение было взаимным. В 1933 году Алленби скажет о Фейсале: «В нем сочетались качества солдата и государственного деятеля: живость видения, быстрота действия, открытость и прямота… Живописный в буквальном смысле этого слова, и в переносном тоже! Высокий, изящный, красивый – даже едва ли не слишком, – выразительные глаза освещают лицо, полное спокойного достоинства. Вид очень царственный». В первом обращении Фейсала к народу подчеркивалось арабское единство и независимость, главенство закона и причина для союза арабов с Великобританией, Францией, Италией и Америкой – положить конец турецким зверствам.
Новая администрация, подчиненная Фейсалу, от Акабы до Дамаска поначалу функционировала спокойно и хорошо. Но едва стихли приветственные клики, как Сирию снова раскололи политические разногласия, обостренные франко-британской декларацией от 7 ноября 1918 года, объявленной почти одновременно с перемирием, концом войны с Германией. Обращенная к народу Сирии и Ирака, декларация с виду обещала «установление национальных правительств и органов управления, власть которых будет вытекать из инициативы и свободного выбора местного населения», но она также определяла, что в то время как восточная Сирия будет управляться лордом Алленби, так называемая Оккупированная вражеская территория – Запад, сирийское побережье и Ливан – переходит под французский контроль. Вроде бы параграф о самоопределении включал в себя торжественное обещание союзников, и Фейсалу было сказано, что такое разделение – чисто временный организационный ход. Он направился на Парижскую мирную конференцию в полной уверенности, что обещание будет выполнено. Среди сотен делегатов и тысяч советников, клерков и машинисток, толпившихся в Париже между январем и июлем 1919 года, были Гертруда, Лоуренс и Фейсал. Премьер-министры, министры иностранных дел, президенты, принцы и короли приезжали с каждым пароходом и с каждым поездом, а с ними просители от народов, желающих стать нациями, стран, желающих знать свои границы, свиты из администраторов и военных представителей, мировая пресса, лоббисты тысячи и одного дела. Как писала Маргарет Макмиллан в своей книге «Миротворцы»: «В течение шести месяцев… Париж был для мира одновременно правительством, апелляционным судом, парламентом и средоточием страхов и надежд». Под председательством Вудро Вильсона, Ллойд-Джорджа и Клемансо происходила ликвидация обанкротившихся империй и решение более ключевых вопросов, в частности: должна ли Германия и ее союзники понести наказание и платить, или их следует перестроить? Гертруда замечала:
«В нашей стране [Великобритании] наблюдалось растущее безразличие великой демократии к проблемам слишком далеким, чтобы их легко было понять, в сочетании с благородным демократическим порывом дать всем расам равные возможности и угрызениями совести за то, что Запад не может не считать себя виновным в эксплуатации Востока. Война… вызвала к жизни блестящее сотрудничество в Индии, доблестные действия арабов плечом к плечу с армиями лорда Алленби, и принципы мира, провозглашенные президентом Вильсоном, воспринимались лишь как признание заслуг в общем деле.
Ознакомительная версия. Доступно 26 страниц из 126
