Столь непохожие друг на друга и все же связанные взаимной ненавистью, они пали, пали в объятия холодной реки, прямо у меня на глазах. В тот страшный миг, словно по воле Божьей, в памяти моей вдруг вспыхнули любимые строки о падении Люцифера из «Потерянного рая» Мильтона:
Целый летний день
Он будто бы летел, с утра до полдня
И с полдня до заката, как звезда
Падучая…[53]
Еще живя в приходе отца, я запомнила эти строки, равно как и скорбный глас пророка Исаии: «Как упал ты с неба, денница, сын зари!»[54]
Пали двое, но лишь по одному скорбело мое сердце. Я вдруг подумала, что по-латыни «Люцифер» означает «свет», несмотря на темные ассоциации, возникающие при упоминании сего страшного имени, и ощутила привкус горькой иронии, которая пронизывала эту драму. Ведь свет, исходящий от души одного, непременно должен угаснуть, чтобы победить тьму, закравшуюся в душу другого.
В последний раз мелькнув на горизонте, Тигр и Кобра коснулись черных вод Темзы и исчезли в пучинах реки.
Экипаж, запряженный никем не управляемой лошадью, с грохотом помчался по пустому мосту. Меня швырнуло обратно на сиденье. Не помню, чтобы я кричала: ситуация требовала куда более решительных мер. За окном мелькали мостовые пролеты, опоры, горделивые башни… Я уже ничего не слышала и почти ничего не видела.
В отель я вернулась лишь к двум часам ночи. Экипаж мой приметил добрый торговец фруктами, направлявшийся в Ковент-Гарден. Он-то и позаботился об измученной лошади и доставил меня к Нортонам.
В вестибюле меня встретил Годфри. Я хотела было поведать ему о том, что произошло, но речь моя оказалась настолько сбивчивой и бессвязной, что он тотчас отвел меня в номер и угостил бренди. По словам Годфри, Нортоны до того разволновались, что Ирен не вытерпела и отправилась на улицу в надежде выяснить у кучеров причину нашего длительного отсутствия. Я так и не спросила, в чьем обличье она решилась побеседовать с лондонскими извозчиками. Откровенно говоря, я уже и не помню, как она вернулась, но точно знаю, что кто-то заботливо уложил меня в постель, ведь там-то я и проснулась на следующий день.
Встретившись с друзьями утром, я наконец собралась с мыслями и рассказала им обо всем, что случилось прошлой ночью. Выслушав меня, Нортоны тотчас решили, что предпринимать какие-либо действия было бы совершенно бесполезно, ведь когда соперники рухнули в Темзу, их наверняка снесло сильным течением.
Впрочем, в тот день нам все же удалось выяснить, где именно произошла роковая схватка. Как оказалось, наш экипаж остановился у Хаммерсмитского моста. При свете дня его грозный внушительный облик неожиданно утратил свое величие. Казалось, он парит далеко-далеко, словно незримая луна. Мы объездили реку вдоль и поперек, но взорам нашим открылись лишь ее серые воды. Следующие несколько дней Ирен и Годфри неустанно искали пропавших, но усилия их ни к чему не привели. И даже Нью-Скотленд-Ярд[55]не обнаружил за это время новых утопленников. Словно мутный чай, в сознание мое по-прежнему просачиваются воспоминания о визите, который наша троица нанесла в дом Квентина на Гросвенор-сквер. Помню, в тот день Аллегра была одета в черное и более не выказывала желания посетить Париж. А я будто погрузилась в амнезию – извечную напасть тех, кто переболел воспалением головного мозга.
Мы подготовились к возвращению в Париж. Ирен собрала вещи. Даже не знаю, что она сделала с одеждой Квентина.
Когда до отъезда оставались считаные минуты, Годфри вышел из спальни, некогда принадлежавший Квентину, и обратился ко мне:
– Я его покормил, но, честно говоря, не знаю, что же с ним теперь делать.
– Ты о чем?
– Я имею в виду мангуста.
– Понятно.
Признаться, я о нем совсем забыла.
– Мне… избавиться от него прямо здесь?
– Как именно ты намерен… от него избавиться?
– Быть может, удастся продать его торговцам редкими животными.
– Поздновато ты спохватился, – напомнила я.
– Может, возьмем Мессалину с собой на пароход?
– А разрешат?
– Думаешь, кто-то осмелится перечить Ирен?
– Как и Казанова, Мессалина – страшная грязнуля, при этом столь же вероломна, как Люцифер, – с сомнением протянула я.
– Безусловно.
– В общем, сплошные неудобства.
– Не стану спорить.
– Возьмем ее с собой.
На том и порешили.
Когда наш корабль пересекал Английский канал, я вышла на палубу и, облокотившись на перила, засмотрелась на белые скалы Дувра, тающие на горизонте. Кто-то подошел и встал подле меня. Это была Ирен. Ветер отбросил вуаль с ее лица. В эту минуту взгляд подруги был серьезен как никогда.
– Мы просчитались, Нелл, – промолвила она. Наутро после страшной дуэли у Хаммерсмитского моста мы долго обсуждали события роковой ночи, но с тех пор нам с подругой так и не удалось побеседовать с глазу на глаз.
– Просчитались? Мы?
– Не мы с тобой, а он и я.
– Он?
– Шерлок Холмс.
– Не знала, что вы сотрудничаете.
– Мы и сами не знали. И оба допустили грубую ошибку. Ни он, ни я и представить себе не могли, что полковник Себастьян Моран будет столь безжалостен к своему противнику, лишь только его загонят в угол. Мы не предполагали, что Моран нападет на того, кто много лет назад сорвал его коварные планы в Афганистане. Каждый из нас чересчур самонадеянно мнил себя личным врагом Тигра. А могли бы и догадаться, что, стоит нам помешать негодяю, как он тотчас обрушит свой гнев на своего старейшего противника.
– Мистера Холмса тоже преследуют укоры совести?
Губы Ирен растянулись в печальной улыбке.
– Трагический исход этого дела ему неизвестен. Он даже не знал настоящего имени Квентина.
– Квентин мертв, – произнесла вдруг я.
– Похоже на то.
– И Тигр.
– Вероятно.
Впервые за последнее время я посмотрела ей прямо в глаза:
– Ты правда так считаешь?
Последовала пауза. Ирен смахнула вуаль с лица, словно выбившуюся прядь волос:
– Коль скоро ты сомневаешься, я тоже не стану делать поспешных выводов.
Я подняла лицо навстречу влажному соленому бризу:
– Пожалуй, я еще не решила.
Глава тридцать четвертая
Посылка
Говоря о французском небе, с уверенностью можно утверждать лишь одно: в отличие от английского, оно не так часто затянуто облаками.
