– Разве я когда-нибудь оставляла Легавого без ужина? – Александра еще раз крепко обняла дочь. – Благослови тебя господь, Бобби. И не забудь вернуться до Нового года: я бы не хотела провести еще один праздник без тебя – это уж слишком.
Бобби вернулась на два дня раньше условленного срока, и на этот раз, когда Александра встретила ее в Руасси, она была потрясена произошедшей переменой. Лицо дочери было напряженным и осунувшимся, казалось, она потеряла в весе за четыре дня отсутствия. Когда Александра попыталась вытащить из нее причину столь явного расстройства, Бобби полностью замкнулась в себе.
«Я хочу домой», – вот и все, что она сказала.
Позже, когда за ней закрылась дверь спальни, Александра услыхала рыдания. Она спустилась вниз, в свой кабинет, поплотнее прикрыла дверь и позвонила Андреасу.
– Что, черт побери, произошло? – потребовала она.
– Кому же знать, как не тебе?
– Что ты хочешь сказать?
– Это ведь ты заставила ее уехать!
– О чем ты говоришь, Андреас?
– Как будто ты не знаешь! Вчера, когда я вернулся домой после деловой встречи, которую не смог отменить, Бобби сказала мне, что говорила с тобой по телефону. Что ты была ужасно расстроена и жаловалась на одиночество.
– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – повторила Александра. – Я никогда…
Тут до нее кое-что дошло, и она умолкла. Было ясно, что он говорит правду, а это означало, что Бобби явно нуждалась в оправдании, чтобы сбежать. Пусть лучше Андреас винит ее и не узнает правды.
– Будешь отрицать, что ты ей звонила? – тоном прокурора спросил Андреас.
– Нет, – ответила Александра. – Прости. – Она помолчала. – Ну, как она тебе? Вы так давно не виделись…
«Скажи правду, – мысленно молила она его. – Скажи, что это были небо и ад, смешанные друг с другом, что четырех дней мало, чтобы заделать все трещины, образовавшиеся за эти годы. Тогда, может быть, я постараюсь дать тебе еще один шанс; может быть, мы смогли бы вместе поговорить о нашем ребенке, как настоящие родители».
– Все было бы прекрасно, – сухо ответил Андреас, – если бы у нас было все обещанное тобой время.
Александра тихонько вздохнула.
– Прости, – повторила она и повесила трубку.
На следующее утро после завтрака они вместе пошли погулять по лесу, примыкавшему к саду. Бобби вернулась к своим излюбленным старым джинсам и куртке военного образца. Легавый носился вокруг нее кругами, не отходя далеко. Он был безумно рад, что его хозяйка вернулась, и в то же время ему было боязно, что она вдруг опять исчезнет.
– Я по нему соскучилась, – сказала Бобби, шагая рядом с матерью и поддевая носком палые листья и комья земли.
Александра взглянула на нее искоса.
– Ты поэтому сказала отцу, что я раньше времени отзываю тебя домой?
– Нет. – Бобби упорно смотрела только в землю.
– Тогда почему? – Александра остановилась и прокричала вслед удаляющейся спине дочери: – Может, все-таки скажешь мне, что произошло?
Бобби остановилась, но так ничего и не сказала.
– Я в общем-то не против, когда из меня делают козла отпущения, – продолжала Александра, едва сдерживаясь, – но мне было бы легче, если бы я знала, в чем дело.
Бобби повернулась к ней лицом. Легавый, уловив витающее в воздухе напряжение, подбежал к ней и, тяжело дыша, уселся у ее ног.
– Ничего не вышло.
– Я так и поняла. Но в чем все-таки дело?
– Да во всем, – поморщилась Бобби.
– Не надолго же тебя хватило. А ведь я предупреждала: не жди слишком многого.
– Знаю. Я очень старалась, честное слово. Но он ждал слишком многого.
– Понимаю.
– Правда? Ты правда понимаешь, мам?
– Начинаю понимать.
Бобби присела на корточки и обняла собаку за шею, крепко прижимая ее к себе.
– Я с самого начала поняла, что шести дней ему будет мало. Но я надеялась, что все будет развиваться постепенно, естественным путем… что мы узнаем друг друга получше, а потом, может, он пригласит меня еще раз.
Лицо Бобби потемнело.
– С самого первого вечера он требовал все или ничего. Я ужасно устала после полета и разволновалась… потому что вернулась в Нью-Йорк и опять его увидела… Но мне хотелось остаться с ним дома, пообщаться, а потом лечь спать пораньше, чтобы с утра быть в форме.
– Но у него были другие планы? – без труда догадалась Александра.
– Он подготовил для меня грандиозную вечеринку в ресторане: целая толпа друзей, украшенный зал, только фейерверка не хватало.
– Бедная девочка, – посочувствовала ей Александра, присаживаясь на поваленное бревно. – Разве ты не сказала ему, что устала?
– Конечно, сказала, но он считал минуты. Мне кажется, он бы не стал возражать, если бы вечеринка сорвалась, но, если бы я в тот вечер ушла спать на два часа раньше, он считал бы, что я их украла.
– Разве ты не понимала, что он чувствует?
– Да, я понимала, я даже отчасти радовалась, что он так сильно переживает. И в то же время я обиделась, рассердилась на него. Ему бы следовало об этом подумать много лет назад. А потом я решила, что мне с этим не справиться. Ему все равно ничего не растолкуешь.
– И ты пошла на вечеринку?
Бобби кивнула.
– Если бы я не была такой усталой, очень может быть, мне бы понравилось. Я помню кое-кого из тех, кто там был: Дэна Стоуна, дядю Руди, и партнершу Дэна Фанни Харпер, и швейцара Джерри – он все еще там работает. Я рада была всех их повидать, и они были рады меня видеть, но…
– А потом? После первого вечера?
– Все было распланировано по минутам. Даже когда мы оставались одни, я чувствовала, что это тоже рассчитано заранее. «Три часа на взаимопонимание». – В лице у нее была горечь. – Как будто несколько часов могут заменить почти десять лет.
– Вот что я не совсем понимаю, – осторожно заметила Александра, – так это зачем ты отняла у него целых два дня. Тебе не кажется, что это было слишком жестоко, зная, как много значит для него каждая минута?
Легавый лизнул Бобби в лицо и лег. Бобби покачала головой.
– Я не хотела быть жестокой. Я просто не знала, что мне еще делать. Он хотел, чтобы я осталась на Новый год.
– Но он же знал, что ты должна вернуться сюда.
Бобби кивнула, с трудом сдерживая слезы.
– Знаю. Я пыталась ему объяснить, но он слушать ничего не хотел. Сказал, что хочет устроить для меня нечто совсем особенное. И еще, что ты праздновала со мной Новый год последние десять лет, а теперь его очередь.
