«Это все люди, Аркиди, будь они прокляты. — Отец пожал плечами, как будто поежился. — Если мы останемся, они обязательно втянут нас в свои мелочные разборки и пограничные споры. Страх и жадность изобретательны, повод всегда найдется. С ними мы перестанем быть собой, превратимся в кого-то, кем никогда не были».
А если ты, Аркиди, неверно истолковала его тон? А если Грашгал боялся, что «люди заставят нас стать такими, какими мы уже были когда-то»?
Думать об этом не хотелось, и она постаралась забыть, целиком отдавшись повседневным делам: наведению порядка, формированию новых гарнизонов в Бексанаре, Прандергале и еще дюжине деревушек, расположенных в стратегически важных местах вокруг болот. Если двенды вернутся, империя обязана встретить их во всеоружии, чтобы дать достойный отпор, и ее долг — сделать для этого все необходимое. Остальное пока не имело значения.
Тем не менее новые мысли посещали ее чаще и чаще. Даже здесь и сейчас, в солнечном саду уютного Прандергала, черный железный шип сидел на задворках сознания точно так же, как сидел он в далеком болоте, и Аркет знала, что никогда от него не избавится. Теперь, взглянув на медленно заживающее лицо Рингила, на зашитую рану, от которой обязательно останется шрам, Аркет поняла: он не единственный, кого встреча с двендами изменила навсегда.
Перехватив ее взгляд, Рингил улыбнулся. Как раньше.
— Будешь допивать? — спросил он. — Или проводишь?
Прощаться собрались у дороги. Аркет подарила Рингилу и Шерин великолепных ихелтетских лошадей и увидела, как радостно вспыхнули глаза женщины. Вроде мелочь, но пока достаточно и этого, решила Аркет.
— Что будешь делать, когда вернешься? — спросила она у Рингила, когда они уже стояли возле лошадей.
Он нахмурился.
— Ну, Ишил должна мне немного денег. Как только доставлю Шерин домой, первым делом отправлюсь к ней.
— А потом?
— Пока не знаю. Я сделал, о чем просили, а дальше планов нет. Сказать по правде, сильно сомневаюсь, что буду пользоваться в Трилейне большой популярностью. На дуэль не явился, чем навлек позор на славное имя Эскиата. Покалечил человека, занимающего высокий пост в объединении работорговцев Эттеркаля, убил чуть ли не всех его людей. Расстроил планы кабала. Пожалуй, лучше всего мне исчезнуть из города.
Эгар усмехнулся и ткнул его в грудь.
— Не забывай, в запасе всегда есть Ихелтет. Там всем наплевать, что ты натворил. Главное, что махать мечом умеешь.
— Это верно, — согласился Рингил и, сняв руку с перевязи, вскочил в седло. Потревоженные раны напомнили о себе болью. Он поморщился, размял руку, но класть ее в перевязь не стал. — Что ж, увидимся когда-нибудь.
— Увидимся, — отозвалась эхом Аркет. — Ты знаешь, где меня искать.
— И меня, — добавил махак. — Только слишком не задерживайся. Мы ж тут не все полубессмертные полукровки.
Посмеялись. Потом Рингил тронул коня, и Шерин, тихая и бледная, потянулась за ним. Аркет и Эгар смотрели им вслед. Отъехав ярдов на пятьдесят, Рингил поднял руку. И все. Он даже не оглянулся.
Минут через пять смотреть на крохотные фигурки стало уже глупо. Эгар ткнул Аркет в бок.
— Идем, угощу пивом. Будем смотреть на них из сада.
— Что? — Аркет растерянно мигнула. — А, да. Конечно. Да.
Они уже подходили к постоялому двору, когда Аркет спросила:
— Так ты серьезно? Хочешь вернуться со мной в Ихелтет?
Кочевник с напускным равнодушием пожал плечами.
— Подумывал об этом. Как и Гила, меня сейчас дома не ждут, а тебе, если я правильно понял, охрана не помешает.
Аркет покачала головой.
— Теперь мне бояться нечего. Я ведь героиня. После такого меня не тронут.
— Открыто, может, и не тронут.
— Ладно, ладно. Оставайся, сколько хочешь.
— Спасибо. — Эгар немного помолчал, потом осторожно прокашлялся. — Ты… это… Имрану встречаешь?
Аркет усмехнулась.
— Конечно. Вижу иногда при дворе. А что?
— Да ничего. Так, спросил. Она, наверное, уже замужем.
— По-моему, пару раз успела, — кивнула Аркет. — Но такие мелочи ей не помеха, если попадается что-то интересное.
— Правда?
— Правда.
ЭПИЛОГ
Грейс Милакар вздрогнул и проснулся.
Несколько секунд он лежал, не понимая, где находится; во сне ему виделось прошлое, старый дом в бедном квартале, и теперь комната, в которой он проснулся, казалась незнакомой. Длинный балкон, окна за муслиновыми занавесками, полировка… все выглядело и ощущалось чужим, словно принадлежало не ему, а самое главное, как будто он сам не принадлежал этой роскоши.
Он вытянул руку, пошарил по простыне.
— Гил?
Никого.
И тут Милакар вспомнил, где он, как попал сюда, сколько лет занял путь и сколько лет ему самому.
— Будь оно проклято…
Один фрагмент сна, не имевший отношения к ностальгии и воспоминаниям о старом доме, все же сохранился. Он стоял на пустоши, довольно далеко от городских стен. Темнело. Закат на фоне рваных черных и синих туч напоминал разбившееся в грязи яйцо. Ветер нес соль, из кустов доносились странные, немного пугающие звуки. Холодок трогал затылок, спускался ниже…
Перед ним в высокой траве стояла девочка с чашкой чая. Ветер трогал подол простенькой, цвета овсянки, сорочки. Сначала Милакар подумал, что чай предназначен ему, но девочка покачала головой и, не говоря ни слова, отвернулась и стала уходить в нависшую над пустошью тьму. Его вдруг охватил безотчетный страх, что она исчезнет, что он никогда ее не увидит.
— Куда ты?
— Дел хватает, — туманно ответила девочка. — Здесь и без меня все закончится.
Внезапно она превратилась в жуткую волчицу, стоящую на задних лапах, с оскаленной мордой и свисающим из пасти красным языком.
Он отпрянул с криком ужаса — это, наверно, его и разбудило, — а волчица лишь отвернулась и, слегка покачиваясь, исчезла в высокой траве.
Милакар сел. Кровать была большая, простыни шелковые, но от кошмара его бросило в пот, и волоски на ногах прилипли к коже. Он сглотнул. Огляделся. Его комната. Его дом. Он не чужой здесь — все принадлежит ему. Стало легче. Сердце уже не колотилось, кожа остывала. Милакар вытер потное лицо. Вздохнул.
— Что, Грейс, не спится? — спросил кто-то из тени у окна.
На сей раз тряхнуло посильнее. Теперь Милакар точно знал, что проснулся, что это не сон.
А за пределами сна не было на свете никого, кто мог бы пройти к нему в спальню без приглашения.
По комнате гулял свежий ветерок. Милакар отметил этот факт лишь сейчас, ощутил на собственной коже. Посмотрел — занавески колыхались, как будто окно открыто.
