Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Теперь-то пришлось рассказать женщине о происшествии и о загадочном звере, так сказать, сознаться в своем грехе. И вот тут-то расходятся версии о том, что стал делать муж и что было дальше.
Согласно первой версии, муж убивает и жену, и ее кошмарного ребенка. Куда он дел трупы, неизвестно, вроде бы закопал возле избушки, и с этого-то все и началось… Но это неточно.
По другой версии, сперва старообрядец убил только младенца, но жена с тех пор не разговаривала с ним, и в конце концов он был вынужден ее тоже убить.
Разумеется, не обходится без версии, что это как раз жена старообрядца убила его, едва окрепла после родов, — не могла простить смерти какого-никакого, а ребенка.
Еще по одной версии сам старообрядец, убив жену и ребенка, ушел из этих мест навсегда, и куда ушел, тоже неведомо. А избушку он то ли сжег, то ли заколотил и так оставил, и вот тут-то все и началось.
Есть версия, что волк-оборотень, встреченный молодой женщиной, и был тот самый старообрядец, который и ушел в лес на месяц-два, погулять в своем втором облике. А тут жена идет некстати…
И уж, конечно, говорят о том, что этот старообрядец и есть легендарный Иванов, и что все его художества с убийством Веденяпина, а потом с убийствами проезжих и с людоедством начались как раз потом, после убийства жены и ребенка, то ли как прямое следствие этих событий, то ли как поток поступков одного и того же рода.
Говоря откровенно, эта история мне тоже кажется сомнительной. Представляется даже вот что: в разное время и в разных местах произошли различные события. Одни из них— как убийство Веденяпина и отважное поведение его сына, документированы хорошо. Другие, как преступления Иванова и его поимка, сохранились только в народной памяти. Кстати говоря, до сих пор ведь неясно, был ли и вправду тем самым Ивановым преступник, убивший и съевший нескольких человек на Витиме; ведь поймали его уже настолько обмороженным, что определить, кто он, было совершенно невозможно. Так что говорить, как о факте, можно только об одном — Иванов сбежал, как в воду канул.
Третьи события, как хотя бы приключения трех охотников или старообрядца с женой, не только сохранились исключительно в народной памяти, но и приобрели некоторые черты легенды, сказки, увлекательного вымысла.
Полное ощущение, что люди, живущие по Лене и ее притокам или работающие там в экспедициях, столкнулись с непостижимым и неприятным явлением — с этими избушками, которые внезапно и непредсказуемо возникают то там, то здесь, с «Летучими голландцами» одного из самых континентальных мест в мире. И люди связали с ними разные истории, происшедшие в разное время и с разыми людьми, как бы слепили их.
Жили-были старообрядец-оборотень, Иванов, людоед с Витима, старший и младший Веденяпины, три бравых охотника— очень может быть, разделенные десятками лет. И всех этих людей, все их приключения народная молва стала привязывать к загадочным избушкам…
Да! Смертей в избе-пятистенке как будто не зафиксировано, и в ней ночевать в какой-то степени безопасно. Но и в этой избе с трубой ночевки тяжелы, часто снятся кошмары, а иногда в дом заходит какое-то существо… человек или не человек, непонятно, потому что в темноте не видно. Существо молча стоит посреди дома или наклоняется над спящими, обдавая их своим зловонным дыханием, потом уходит.
На мой взгляд, не стоит ночевать в избушках обоего типа — даже если их зловредность и сильно преувеличена, стоит ли испытывать судьбу? А способ не влететь никуда по невежеству я вижу один — надо брать с собой проводника.
Глава 38
ГУБЕРНАТОР НА СВОЕМ РАБОЧЕМ МЕСТЕ
Губернаторская власть хуже царской.
А. Городницкий
До сих пор речь шла только о торговле с северо-востоком Сибири, с Русской Америкой. А ведь у иркутских купцов было и еще одно направление — Китай и Центральная Азия. В Китай везли обработанные кожи, меховые изделия, сукно. В Монголию — порох, оружие, сукно, изделия из металла. Из Монголии везли меха, мало уступавшие сибирским, великое обилие разнообразнейших кож. Из Китая везти можно было много чего, от металлических изделий до картин, но больше всего везли чая. До ста тысяч цибиков чая провозили каждый год через Кяхту, а в каждом цибике — упаковке для перевозки во вьюке верблюда — было 200 килограммов. На чае делались состояния куда большие, чем на спирте и водке.
Иркутск оказывался русским окном в Азию, оплотом европейцев на пороге древних азиатских стран. Пыль этих стран оседала на улицах Иркутска, золото — в его сейфах.
Я уже говорил об удивительной закономерности — в учреждениях сохраняется дух породившей их эпохи, дух времени, когда учреждение создавалось. Видимо, это касается и городов, потому что в Иркутске сохранился не только каменный старинный центр города, начавший создаваться еще в XVIII веке. И, в отличие от того же Красноярска, этот центр очень велик и составляет заметную часть нынешнего города. Сохранился и особый, с трудом передаваемый дух старого интеллигентного города, в котором всегда, в каждом поколении жило много людей, ставивших духовное выше материального.
Иркутск было на что строить, это несомненно. И Иркутск было зачем строить, это не менее важно. Скажем, гостиный двор в Иркутске (он, к сожалению, не сохранился) строили по проекту Джакомо Кваренги.
А купцы Сибиряковы пригласили Джакомо Кваренги построить для них личную усадьбу. Кваренги построил роскошный, в ампирном стиле жилой дом по тому же проекту, по которому возведен и Смольный монастырь, но только усадьбу Сибиряковых построили на двадцать лет раньше Смольного, в 1786—1788 годы! Это тоже к вопросу о том, где чаще встречаются медведи на улицах…
Старший Сибиряков, основатель торгового клана, был так очарован стихами Гаврилы Державина, что подарил ему соболью шубу — так прямо и отправил за несколько тысяч километров с почтительным письмом.
Гаврила Романович отдарился своим портретом, который заказал итальянскому художнику Тончи. Сейчас этот портрет висит в Иркутской областной картинной галерее, основу которой заложил другой иркутский купец — Сукачев.
Интеллигентная семья Сибиряковых воплощала в себе соединение тех двух начал, о которых я говорил выше: материального, состоявшего в умении организовывать производство и налаживать потоки материальных ценностей и денег, и духовного — пафоса проникновения Европы на восток, освоения диких земель, открытия еще неведомых уголков земного шара.
Самым известным из этой многочисленной семьи стал Александр Михайлович Сибиряков — золотопромышленник, торговец и известный полярный путешественник. Политехникум окончил он в Швейцарии, в Цюрихе, — был, стало быть, инженером по образованию. Финансировал полярные экспедиции Н.А.Э. Норденшельда в 1878—1879 и А.В. Григорьева в 1879—1880.
В 1880 году он пытался на шхуне пройти в устье Енисея из Карского моря.
В 1884 году на пароходе «Норденшельд» прошел до устья Печоры, потом на речном пароходе вверх по реке, перевалил Урал на оленях и пошел по реке Тоболу до Тобольска. «Сибиряковский тракт на север» был в свое время знаменит почти так же, как путешествия Фритьофа Нансена на «Фраме», и вошел в историю, как один из самых смелых проектов такого рода путешествий.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
