Но Джафар, не желая отвечать, рассеянно рассматривал стакан.
— На это у меня свои причины, полковник. Достаточно сказать, что я отрекся от клятвы мести семейству Бурмонов.
— Наоборот, — грустно ответил полковник. — Вы уже отомстили тем, что похитили любовь Алисон.
Джафар резко вскинул голову, словно волк, почуявший незнакомый запах, и с внезапно заколотившимся сердцем уставился на Бурмона.
— Алисон любит вас, — тихо подтвердил Бурмон. — Разве вы не знали?
Джафар судорожно сглотнул, внезапно лишившись дара речи. Лишь через несколько минут ему удалось выдавить:
— Простите, но в это трудно поверить. Никто не запрещал ей свободно выражать свои чувства. Мадемуазель Викери сама приняла решение уехать. Она не захотела остаться со мной.
— Но, боюсь, это правда. Она сама так сказала. Именно поэтому и не приняла предложение стать моей женой.
— Она отказала вам?! — надтреснутым шепотом выдохнул Джафар. — Но до меня не дошли слухи о разорванной помолвке!
— Возможно, потому, что помолвки не было, — горько усмехнулся Эрве. — Перед тем, как Алисон отправилась в экспедицию, я сделал ей предложение. Она обещала подумать и дать ответ по возвращении. Ну а потом… мы решили, что лучше всего, чтобы общество пока ничего не узнало. Если бы мы расстались сразу после ее появления в Алжире, репутация Алисон навеки погибла бы. Моим единственным желанием было защитить ее.
— Вы… должно быть, очень любите Алисон, — выдавил наконец Джафар.
И снова горькая улыбка мелькнула на лице полковника.
— Хотелось бы верить, что я не настолько эгоистичен, чтобы ставить ее счастье выше моего собственного.
— В таком случае между нами больше сходства, чем я предполагал, — тихо, вымученно пробормотал Джафар. — Самым тяжелым в моей жизни был тот момент, когда пришлось отпустить ее.
— Вот как, — вздохнул Эрве. — Значит, я был прав. Именно из-за нее вы пощадили меня.
— Да… именно она.
— Потому что вы сами ее любите.
Джафар отвел глаза.
— Да.
— А теперь? Что вы собираетесь делать теперь?
Джафар закрыл глаза, вспоминая те мучительные дни, когда медленно умирала надежда, что Алисон будет принадлежать ему. А теперь… лишь со стороны казалось, что он живет и ведет себя, как обычно, но на деле он был скорее трупом, призраком былого Джафара, мужчины, чей дух навеки сломлен. Возможно, поэтому Джафар, не задумываясь, отправился в логово врага и почти не опасался того, что произойдет, когда полковник его узнает. По сравнению с той болью, которую причиняла необходимость жить, мысль о смерти не вызывала ужаса.
— Я еще не думал об этом… считал, что она навеки потеряна.
— Сомневаюсь. Она ведь не уехала из Алжира, вы знаете это?
— Знаю. Но не смел и предположить, что она осталась из-за меня.
Эрве резко наклонился вперед, внимательно изучая Джафара.
— Вы позаботитесь о ней?
Джафар, не мигая, спокойно встретил взгляд полковника и торжественно кивнул.
— Я отдам за нее жизнь, если понадобится.
Полковник, очевидно, поверил ему, потому что лицо его едва заметно смягчилось.
— Тогда я спокоен.
Он поднес к губам стакан и после непродолжительного молчания вновь заговорил:
— Алисон не единственная причина, по которой я хотел поговорить с вами. Мне хотелось бы обсудить будущее этой страны.
Джафар сверхъестественным усилием попытался сосредоточиться, отрешиться от неотвязных мыслей об Алисон и уделить внимание словам полковника.
— Надеюсь, вы слышали, какие обязанности возложены на «Арабское Бюро»? — осведомился Бурмон.
Джафар нахмурился, вспоминая все, что слышал об этом Бюро. Французское правительство установило эту систему, чтобы управлять коренным населением Алжира. Это учреждение военного министерства, укомплектованное офицерами, руководило покоренными территориями и надзирало за племенными вождями. Турецкая иерархия «халифов», «ага» и «каидов» сохранялась, но всем им были приданы французские советники, а фактически — истинные правители, собиравшие налоги и вершившие правосудие руками покорных мусульманских марионеток.
— Кое-что знаю, — отозвался Джафар. — Это учреждение, посредством которого французская армия осуществляет право власти над мусульманским населением и получает возможность неусыпно следить за вождями и племенными советами.
Полковник слегка поморщился, прекрасно распознав плохо скрытое презрение в голосе гостя.
— Цель деятельности Бюро — отнюдь не господство, а ассимиляция французов с арабами. Туземным племенам позволено править самим, с помощью вождей, выбранных и одобренных администрацией Бюро. Это справедливая и честная система.
— Думаю, это зависит от разных точек зрения.
— Вероятно, — согласился Эрве. — Но так или иначе это единственная система, с которой мы вынуждены работать. Мой первейший долг как главы Бюро, — защищать интересы наших поселенцев. Их уже около ста тысяч, и половина — французы, а приедет еще больше. Теперь, когда война окончена…
— Ну да, вы будете прибывать целыми толпами, — мрачно перебил Джафар, — горя жаждой захватить всю страну.
На этот раз Бурмон резко выпрямился.
— Присутствие французов не такое уж плохое обстоятельство для вашей страны. Вспомните о преимуществах, которые это вам дало. Семнадцать лет назад население Алжира страдало от голода и эпидемии и находилось на грани вымирания.
— Вы искренне верите этому или повторяете слова вышестоящих лиц?
Бурмон поколебался, прежде чем ответить. Краска гнева залила его лицо.
— Ваш отец, без сомнения, использовал достаточно подобных доводов, чтобы разграбить и разрушить Алжирское королевство, — холодно бросил Джафар. — Но я был здесь семнадцать лет назад, полковник, и смею заверить, что Алжир вовсе не страдал от тех бед, которые вы так красочно описываете.
— Я подумал, — таким же ледяным тоном отпарировал Бурмон, — что мы тактично согласились не вспоминать о прошлом. Мой отец вот уже почти десять лет, как мертв, и я был бы крайне доволен, если бы вы предпочли никогда не вспоминать о нем.
— Совершенно верно. Прошу простить меня, полковник.
— Прекрасно. Как я уже говорил, защитить колонистов теперь, когда война окончена, будет гораздо легче, но есть и другие проблемы, которые меня весьма тревожат. Я намереваюсь, если смогу, обеспечить правосудие и справедливое отношение к арабскому населению. Мои предшественники… не обладали тем, что может быть названо милосердием победителя. Уважением к правам слабых. Надеюсь, что сумею исправить это.
Джафар вопросительно поднял брови, но промолчал.