— Приведи мне Кайана! — Темные глаза Роксаны гневно засверкали. — Иди, или я сама займусь его поисками. Игра приближается к концу, и мы должны поставить все на последний бросок.
В растерянности мотая головой, Шарин выскользнула из комнаты через редко используемую дверь, ведущую во внутренние сады.
Роксана встала с постели и направилась к небольшому столику. На нем лежал гребень для волос из слоновой кости. Она взяла его, вспоминая о том, как много раз Александр расчесывал им ее волосы. Проглотив подступивший к горлу комок, она провела гребнем по волосам, а потом быстро сплела локоны в одну косу, как делала, собираясь скакать верхом.
Затем она поймала себя на том, что смотрит в зеркало — сокровище, привезенное из далекого Китая и стоящее собственного веса в золоте. На нее смотрели темные глаза, в которых застыло страдание.
— Не бойся, — прошептала она, обращаясь к ребенку, укрывшемуся в ее лоне. — Я никогда не допущу, чтобы тебе причинили зло, клянусь душой моего отца. Ты будешь жить, сын Александра! Ты выживешь, чтобы править Согдианой.
Раздались тихие шаги, и она обернулась навстречу Кайану.
— Мы должны бежать из Вавилона, пока еще есть время, — настойчиво сказал он.
Она сжала его сильные руки и посмотрела ему в лицо. Волосы Кайана цвета воронова крыла уже прорезали нити преждевременной седины, придавая его внешности еще больше благородства. «Что было бы между нами, если бы не появился Александр?» — подумала она.
— Ты говоришь о себе и о бактрийской охране? Сколько же их осталось — двадцать?
— Дважды по двадцать, — ответил он, и на его лице появился легкий румянец. — Но это лучшие из лучших.
— Итак, с сорока воинами с гор во главе с героем Согдианы мы должны силой проложить себе дорогу через половину Персии. Как говорил мой отец, Кайан, ты военачальник, но не правитель, сердце моего сердца. Это совершенно безнадежная затея, и мы оба это знаем. — Она взяла его руку и поцеловала ее. — Я люблю тебя, Кайан, и всегда любила.
— Но не больше, чем македонца. — Его голос звучал глухо, он был явно потрясен ее поведением.
— О, моя душа… я не знаю.
Она сжала его руку так сильно, что ее ногти впились в его ладонь. Схватки начались совершенно неожиданно, сбивая ее дыхание и лишая сил.
— Начинаются роды? — Кайан, несмотря на протесты, взял ее на руки и отнес в постель. — Ты нуждаешься в помощи своих женщин.
— Еще нет, Кайан. Послушай меня. Слушай внимательно и будь максимально осторожен. Ты должен доставить моего сына домой, в наши горы. Ты — самый близкий мне человек во всем мире — обязан позаботиться о нем и сделать его принцем.
Кайан нахмурился.
— Надеюсь, ты не считаешь, что я выжила из ума? — спросила Роксана. — Я прекрасно понимаю, что они не позволят ребенку остаться в живых… если только будут знать, что он еще жив. Иди и найди другого младенца, такого, матерью которого стала персиянка, а отцом — грек со светлой кожей, как у моего будущего ребенка. Я поменяю их и заявлю, что найденыш — это мой малыш.
— Это невозможно.
— Возможно! — настаивала она. — Даже твои верные воины не в силах защитить меня, но мне сможет помочь всадник верхом на бактрийском верблюде. Кто обратит внимание на одинокого путника с маленьким свертком? Ни одно создание в мире не сможет сравниться в беге с этим неутомимым кораблем пустыни. Путь отсюда до нашей родины очень далек. И греки никогда не смогут удержать без Александра наши два царства. Они начнут драться между собой за Персию и Грецию, как нищие за корки хлеба в канаве! Когда сын подрастет, ты сможешь спокойно короновать его, как принца Согдианы и Бактрии. Никто другой не посмеет бросить ему вызов.
— Твой план не сработает, — возразил Кайан. — К тому же, я должен буду оставить тебя в руках этих гнусных греков. Но я поклялся защищать тебя до последнего вздоха. Нет, не проси меня об этом.
— Он обязательно сработает, но только при условии, что я сыграю в нем отведенную мне роль. Может случиться, что я смогу стать союзником Птолемея или Пердикки. Не исключено, что даже Олимпия признает права своего единственного внука. Если я буду знать, что мой сын в безопасности, мои руки будут развязаны для любых возможных вариантов.
— Но это слишком дальнее путешествие… С младенцем… Как я смогу…
— Ты должен! — твердо сказала она. — Позаботься, чтобы выбранный тобой верблюд оказался кормящей самкой. Сын Александра вполне удовольствуется верблюжьим молоком.
— А если это будет девочка?
— Нет, мальчик. Александр знал это, и я знаю. — Их взгляды встретились. — Во имя твоей верности мне, я требую от тебя этого. — Ее дыхание стало прерывистым. — У нас больше нет времени. Ты обязан выполнить мой приказ, если любишь меня.
Он кивнул, и на его глаза навернулись слезы.
— Я стану отцом твоему ребенку, будто он от меня, а не от Александра. Клянусь, что если он выживет, то станет властелином Согдианы.
— Сейчас уходи и быстро найди здорового новорожденного. Я слышала, что многие женщины оставляют своих незаконнорожденных детей от греков в ущелье за городскими стенами.
— Но как мы сможем осуществить задуманный обман?
— Я отправлюсь во внешние комнаты, так что все услышат, как я громко плачу от скорби. Когда я решу, что наступило время, то возвращусь в свою ванную комнату. Со мной не будет никого, кроме моей верной Шарин. Подмена должна быть сделана в течение нескольких минут после рождения, и я не думаю, что у нас осталось много времени. Затем мы вымажем подкидыша в крови и я закричу так громко, что сюда прибегут все, кто находится во дворце.
— Если это окажется девочка, нам незачем всем этим заниматься, — заметил он. — Девочка не представляет для греков никакой угрозы. Она даже может стать для них определенной ценностью как будущая невеста.
— Неужели ты считаешь, что я буду дорожить дочерью меньше, чем сыном?
— И какую же награду ты мне пообещаешь? — По его изборожденному морщинами из-за походных невзгод лицу текли слезы.
— Награду? — Ее сердце пропустило удар. — Что я могу дать тебе, кроме своей надежды и доверия?
— Только один прощальный поцелуй, — сказал он. — Я не променял бы и часа твоей жизни на все земные царства и не в силах отказать тебе ни в чем. Прошу только о том, о чем я мечтал так много ночей… о том, чтобы ощутить твои губы на моих губах.
Трепеща, она склонила голову, чтобы принять его поцелуй. Губы Кайана оказались теплыми, но странным было то, что это интимное прикосновение не зажгло в ее груди ничего. Она испытывала лишь братскую любовь к нему. Ничего похожего на пыл страсти, которая столь долго оставалась запретной.
«Что я наделала?» — подумала она. Слишком поздно… уже слишком поздно. Как могла она до сих пор не понять, что Александр действительно завоевал ее сердце? Что он полностью забрал ее любовь, не оставив для другого мужчины ничего, кроме дружбы, — даже для ее верного Кайана.
