Узнала, что некоторые оказались здесь добровольно. Они всерьёз верили словам «докторов». Радовались, что едят и пьют на халяву.
Когда однажды утром нашли мёртвой первую девушку – остальные не встревожились. Мало ли какие болезни успела та несчастная подцепить на воле.
Когда умерли ещё две, совершенно здоровые накануне, – появился страх. Некоторые пытались бежать. В тот же день их опять вернули в свои палаты – уже равнодушных. Как овощи на грядке.
Больше попыток не было. И даже страх притупился, разбавленный безысходностью. Каждый день мы ели, пили. Выходили на прогулки. Не знаю, почему мы не утратили сон и аппетит. Может, в пищу чего-то добавляли? Только одна девочка в нашей комнате тихо плакала каждую ночь. Отказывалась от еды. Потом она исчезла. Не вернулась с обследования.
Спустя неделю из двадцати с лишним человек в живых осталось семеро. Я почти привыкла, что утром из нашей комнаты выносят очередной труп. Некоторые умирали днём. Сходили с ума, бросаясь на охрану с пластиковыми вилками. Бились в судорогах и застывали.
Тела уносили, и распорядок не менялся. «Врачи» во время осмотров были такими же вежливыми. Нам по-прежнему делали инъекции бесцветной жидкости. А тех, кто сопротивлялся, санитары привязывали к кроватям. И переводчик объяснял, что правильное лечение – это единственный шанс выжить.
Через месяц нас осталось двое. На весь «санаторий». Я давно приготовилась к смерти. Каждый раз засыпая в огромной пустой комнате, думала, что уже не проснусь. Надеялась и ждала этого. Но смерть всё не шла.
И однажды вместо неё пришёл он.
Дублёная, загорелая кожа, короткий ёжик чёрных как смоль волос. Взгляд – внимательный, цепкий, беспощадный.
– Здравствуй. Меня зовут Алан…
То, что было потом, вспоминается хуже. Будто через дымку… Какой-то шлем на голове. Металлическое прикосновение электродов. Я бегу по тёмным лабиринтам, стреляю из пистолета по вырастающим из пустоты человеческим фигурам. Прыгаю через пропасти. Странные пропасти, которые бывают только в верт-игрушках. Я вижу их без всякой цифровой «дури» – ясно, отчётливо до головокружения. Перелетаю через них, холодея внутри…
И фразы Алана звучат надо мной, гулкие, словно камнепад:
– Молодец, девочка. Ты хорошо справляешься…
Я счастлива. Я готова сделать всё, что он прикажет…
Не знаю, почему так быстро удалось меня подчинить. Может, всё дело в тех инъекциях. А может, я заранее со всем смирилась… За что мне было бороться? За свою жизнь? Но она и так давно кончилась…
Им было легко. Меня лепили, как пластилин. Потом придавали твёрдость аморфной массе. Они создавали оружие.
От настоящей Тани осталось привидение. Запертое где-то в дальнем, глухом уголке сознания. Всплывающее только в снах, в обрывках воспоминаний…
Вероятно, они могли бы полностью её уничтожить. Стереть без остатка. Но они этого не сделали. Таня Гольцова, её боль, её смешные полудетские надежды стали прикрытием… Идеальным прикрытием для идеального оружия.
Тот, кто изобрел «имплантацию», не ставил задачу расширять человеческие возможности. Просто создавал отличных агентов и отличных солдат. Ничуть не похожих на зомби. Сообразительных, инициативных. Даже из тех, кого обычными методами не удалось бы завербовать…
Алан и остальные не сразу поняли, какого зверя выпустили на свободу…
А когда поняли – решили создать противоядие.
Подобное подобным. Новый, более совершенный «имплант», который никогда не станет частью враждебной системы.
Однажды в ночном Курске Виктор Карпенко, бывший офицер Российской армии, нашёл избитую до беспамятства тощую девчонку с простреленными ногами. Аккуратно положил её на сиденье «уазика» и привёз в Тулу.
Целых два месяца выхаживал.
Потому что чувствовал – своя. Из тех, немногих, которые способны пройти имплантацию и остаться в живых. Импланты всегда распознают своих. Им не надо уничтожать двадцать пять, чтобы выбрать одну.
Того, что спрятано глубже, Михалыч так и не смог разглядеть. Алан и его помощники хорошо постарались. Их оружие ждало своего часа.
И сверхспособности тоже дремали. Мои раны затягивались долго. В горячке, в бреду я балансировала между жизнью и смертью. Наверное, я могла погибнуть. Но риск не был напрасным. Болезнь тоже работала на «легенду».
Урочное время наступило пять дней назад. Когда Алан узнал о встрече в «Глубине». Я сама ему рассказала. Вышла на связь, набрав номер, о котором не догадывалась всего за минуту до этого. И который начисто исчез из памяти, едва закончился разговор.
Да и весь разговор исчез. Словно его не было, Таня Гольцова могла и дальше оставаться чистой наивной девочкой. Удар «охранки» стал для неё шоком…
Очень скоро Михалыч выбрался на свободу. Но главное поверил, что встреча в «Глубине» не пустышка. Главное – заглотил наживку…
У Подполья была своя игра. А у Алана – своя…
Как опытный шахматист, американец пожертвовал фигурами. Кинул их в огонь, на верную гибель. Не пощадил личного двойника. Зато и Подполье, и импланты перестали учитывать Алана в комбинациях. Оставаясь «трупом», мог беспрепятственно манипулировать врагами.
И одна неприметная фигурка, выведенная на ключевую «диагональ», с лихвой компенсировала потери.
Даже человеческие слабости работали на успех. Надежда, сострадание, вера… Как профессионал Алан был свободен от них. Зато он хорошо умел их использовать.
Мои друзья… Они сделали столько ошибок…
Артём вернулся, чтобы меня освободить. Чингиз в последний миг отодвинул автоматный ствол от моего виска. И Грэй, несмотря на анализы, поверил в моё выздоровление…
Только Иван сомневался. Но потом и он поверил. Как можно не верить?… Не сочувствовать бедной девочке? Которая через такое прошла… Милая, добрая…
Сука!…
Алан точно рассчитал. Я оказалась хорошим орудием. Камнем, запустившим лавину…
Я спровоцировала имплантов, и их руками Алан уничтожил лабораторию нуль-генераторов. Только из-за меня Подполье решилось на безрассудную, самоубийственную атаку «Матрикса». Благодаря мне имплапты узнали о Чингизе и его тайном убежище.
Всего за три дня московское Подполье фактически перестало существовать. А его руководитель оказался за пределами города. Вдали от явок, схронов и конспиративных квартир. Беспомощный, но уверенный, что сумел уйти от погони.
Он достанется Алану целый и невредимый. Но главное, американцам достанутся все материалы по «Стилету» и опытный образец нуль-генератора… А ещё физик, мирно посапывающий на заднем сиденье «хаммера». Наверное, он даже не успеет толком проснуться…
Хочется кричать от своего бессилия.
