тобой.
— Так точно, Кэптен, — дразнит она, выскакивая наружу.
Я жду несколько минут, дергая ногой, а затем выхожу, поднимаюсь по ступенькам, перепрыгивая через две сразу.
Ладно, Красавица. Вот и все.
Жизнь.
Я пересматривал видео, оставленное мне Марией, пятьдесят или шестьдесят раз, и тогда я загуглил имя Зоуи и выяснил то, чего не знал.
Зоуи значит «жизнь».
И она полна жизни.
Она улыбается всем сердцем, плачет от души, любит всем естеством, и всегда слушает. Она сильная, чуткая и идеальная.
Как и девушка, которая помогла обеспечить ее появление на свет, для нее и для меня.
Эта девушка, она упрямая, дерзкая, и ни хрена не слушается, но она нравится мне такой.
Я люблю каждую ее частичку.
Но, если она продолжит притворяться, что любит сладости, потакая моей дочери, я могу выкинуть ее задницу.
— Что за черт? — шепчет она, и визжит, когда я подкрадываюсь к ней сзади, стиснув ее бедра.
Она оборачивается, смеясь и толкая меня в грудь.
— Я знал, что, если ты увидишь его открытым, то не удержишься от чтения, — дразню я ее.
— Ну, ты оставил его открытым. — Она толкает меня назад, заставляя меня упасть на кровать, и падает сверху.
— Да, оставил. — Откидываю ее волосы за плечо. — Продолжай читать, Красавица.
Ее глаза сужаются, и я тянусь рукой ей за спину, кладу дневник на свою грудь. Мои глаза смотрят на нее, а ее опускаются к бумаге.
Это привлекло твое внимание, детка?
Я надеюсь на это, и также надеюсь, что ты понимаешь, как это неправильно.
Я знаю, что мне предстоит еще многое узнать о тебе, и мне нужно, чтобы ты понимала, — я хочу узнать. Обо всем.
Я хочу все твое прошлое и каждую минуту будущего, и не временно, Красавица.
Я хочу быть королем твоего королевства.
Сегодня.
Завтра.
Всегда.
Я хочу, чтобы ты носила кольцо, которое говорит, что ты моя.
Ее губы приоткрываются, взгляд поднимается на меня, когда она задыхается от собственных слов.
— Переверни страницу, детка, — шепчу я.
Она так и делает. Посередине приклеен ободок из белого золота с аметистовым цветком в центре.
Я приподнимаю ее блузку, заправляя ее под бюстгальтер, так что могу провести по татуировке, спрятанной там.
Она не бегает, демонстрируя свой живот, но и не старается его скрыть. Она больше не носит рубашки постоянно заправленными или длиной до середины бедер, и если она этого и стесняется, вы никогда не узнаете.
Все это было из-за того, что она скрывала слова, нанесенные на ее кожу, те, что она считала незаслуженными нею, и не могла объяснить, а не боевые раны, скрывающиеся за ними.
— Я — якорь. — Я пробегаюсь кончиками пальцев вдоль татуировки. — Ты — волны, и это наш океан.
— Я дерьмово плаваю, — шепчет она.
Я усмехаюсь, и она приникает к моей груди.
— Для этого и существует моя цепь. Для того, чтобы ты взбиралась по ней, когда чувствуешь слабость. Для того, чтобы ты держалась за нее, когда чувствуешь одиночество. Для тебя. Все для тебя.
Я приподнимаюсь, запускаю руку в ее волосы, и ее глаза переходят на мои.
— Ты говорила, что чувствуешь, что твоя жизнь началась с фиолетового цветка, поэтому правильно, что твое будущее начинается так же. Как и мое. Как и наше, — шепчу я. — Мое и Зо.
Она моргает, и из ее глаз капают слезы, я ловлю их пальцами.
— В этой семье традиционно женятся молодыми, но даже если бы это было не так, я бы попросил тебя об этом, о твоем слове. Будь моей женой, Красавица. Мы можем сделать это позже, мне все равно, но носи мое кольцо, дай мне это обещание.
Ее взгляд опускается обратно к странице.
Когда она проводит пальцами по единственному вопросу чуть выше кольца, я читаю слова вслух.
— Так что скажешь, детка, будешь моей Брейшо?
Она отклеивает кольцо от бумаги, кладет на свою раскрытую ладонь и ждет.
Ее губы изгибаются в небольшой ухмылке, наблюдая, как я обхватываю пальцами ее запястье и подтягиваю ближе к себе.
Я опускаю голову вниз, чтобы взять сделанную на заказ вещь между зубами и поднести ее безымянный палец к своим губам. Очень медленно я надеваю доказательство того, что она всегда будет моей, на свое место. И когда я скольжу ртом вверх, мои глаза встречаются с ее глазами.
Глубокий карий, темнее, чем когда-либо.
Немного нежный и очень дикий.
Губы Виктории приоткрываются, и, пока я все еще крепко удерживаю ее запястье, она осторожно опускается спиной на одеяло, крепко сжимая бедра.
Я двигаюсь на кровати, с ухмылкой глядя на нее вниз.
— О, моя детка хочет поиграть.
Она смеется, звуча глубоко и сипло. Ее руки скользят вдоль одеяла, пока пальцы не встречаются над головой.
— Она хочет. — Она медленно моргает. — Мы впервые одни в этом доме.
Мой живот сжимается, жар растекается по телу, и член становится твердым.
Я встаю с кровати, неспешно сбрасываю обувь, мои глаза прикованы к моей девочке, готовой и ждущей меня.
— Да? — хриплю я, облизывая губы, пока наблюдаю, как она кусает свои. Я стягиваю рубашку через голову, давая ей упасть на пол.
Ее глаза останавливаются на моей груди, спина изгибается, благодаря ее собственным воспоминаниям о том, что, как она знает, я могу с ней сделать.
Она следит за каждым моим движением, пока я расстегиваю ремень и джинсы и отбрасываю их в сторону.
Я забираюсь на кровать, запирая ее в клетку своих рук.
Ее грудь высоко поднимается на глубоком вдохе, только для того чтобы воздух покинул ее с натужным шипением, когда я опускаю свои бедра на ее, прижимаясь к ней твердым членом.
— И как моя детка хочет провести наш первый час наедине?
Внезапно ее глаза встречаются с моими, в них закипает необузданная настойчивость.
— Сорви с меня одежду, Кэптен, и не нежничай.
Я стону и даже, блядь, не пытаюсь заставлять ее просить меня дважды.
Я сажусь, оседлав ее тело, и начинаю со своих рук на ее бедрах.
Я тяну тонкий материал вверх, приподнимая до ребер. Отодвигаюсь назад, чтобы мой язык следовал за руками, но только до центра ее живота.Когда я добираюсь до татуировки ниже края лифчика, мой член дергается.
Я наклоняюсь ниже и кусаю.
Моя.
Она задыхается, но крепче прижимается ко мне
