три года с тех пор, как ты смотрела на другого мужчину. И в течение этих трех лет я видела, как ты замыкаешься в себе. Я видела, как ты сторонилась любых романтических отношений, слишком долго оплакивая отношения, которые в итоге оказались не такими, каких ты заслуживаешь. А потом я увидела тебя рядом с Рэтом. — Она качает головой. — Не мое дело было вмешиваться, понимаю, но я также не могла больше этого выносить. И я скажу тебе то же самое, что сказала ему…
— Ты разговаривала с ним?
Она кивает головой.
— Вчера я была у него дома и вот что скажу, Чаки, если бы этот парень играл с тобой и использовал, он бы никогда так не выглядел.
Перекатывая ворсинку на одеяле, я спрашиваю:
— Он плохо выглядел?
— Чаки, уголки его рта и волосы были измазаны глазурью.
О боже… Я пытаюсь сдержать улыбку, но ничего не могу с собой поделать. Я хихикаю и прячу лицо в ладонях, позволяя хихиканью взять верх. Рэт и выпечка в сочетании с тем, как он все время нервно проводит рукой по волосам, — все это должно было когда-нибудь его достать.
— У него в волосах была глазурь?
— Да, видеть его в таком состоянии было, мягко говоря, унизительно.
Это заставляет меня чувствовать себя немного лучше и придает уверенности.
Завтра мне нужно идти на работу.
— И что ты ему сказала?
— Что в свой день рождения я увидела между вами что-то особенное. Он не только не мог отвести от тебя глаз, даже когда разговаривал со мной, но я видела тоску в твоих глазах, и знала, что ты ничего не сделаешь с этим. Я знала, что, несмотря на чувства, которые испытываешь к нему, ты будешь скрывать их, не позволяя им расцвести, и после трех лет наблюдения за твоей мрачной жизнью я больше не могла этого терпеть. Ты моя лучшая подруга, моя девочка. — Она разрыдалась и схватила меня за руку, я позволила ей. — И я хочу, чтобы ты была счастлива. Я хочу, чтобы ты была до безумия счастлива. Да, я совершила ошибку, но я знала, что должна сделать что-то радикальное, чтобы заставить тебя двигаться дальше. Сработало ли это? Да. Было ли это неправильно? Невероятно. И я всегда буду сожалеть о том, что расстроила тебя и нанесла такую эмоциональную травму, но сожалею ли я о том, что сделала это? — Она качает головой. — Нет, потому что это сблизило вас двоих, заставило увидеть, что вы могли бы иметь, что вы должны иметь. Это придало тебе смелости снова позволить себе чувствовать, снова любить.
На глаза наворачиваются слезы, и я делаю глубокий вдох, снова ощущая связь со своей бабушкой, и говорю:
— Я люблю его, бабушка. Я очень сильно его люблю.
— Я знаю, милая.
Она заключает меня в объятия, и слезы снова катятся по моим щекам на ее кремовый свитер.
— Я не должна была влюбляться в него. Я должна была начать новую жизнь, а не влюбляться в своего босса.
— Жизнь — сложная штука. Она делает то, что хочет, и мне будет грустно, если ты упустишь эту возможность из-за того, что твое израненное сердце не желает исцелиться.
Я отстраняюсь и вытираю щеки.
— Не знаю, бабушка.
Она сжимает мою руку и говорит:
— Просто подумай об этом. Не отталкивай его сразу, хорошо?
Я киваю и делаю глубокий вдох.
— Ты принесла мне что-нибудь?
— Что ты имеешь в виду?
— Чтобы загладить свою вину. Ты принесла что-нибудь… например, свое знаменитое сахарное печенье?
Посмеиваясь, она встает с моей кровати и идет в прихожую, откуда приносит коробку с печеньем и ставит мне на колени.
— Все для тебя. Значит ли это, что я прощена?
Я качаю головой.
— Пока нет. Прямо сейчас я могу только терпеть тебя. — Я указываю на нее пальцем и говорю: — Клянусь, если ты еще раз выкинешь подобный трюк, увидишь раннюю могилу, и я сама ее выкопаю. Понятно?
Она кивнула.
Я беру печенье и надкусываю его, позволяя сладкой глазури успокоить мою душу.
— Ты не прощена, и мне понадобится время, чтобы снова доверять тебе, но это печенье очень вкусное. Спасибо, что испекла его для меня.
— Не за что, Чаки. Пока будешь давать мне шансы загладить свою вину, я буду это делать. Просто пообещай, что дашь мне шанс.
— Обещаю.
— И обещай, что дашь Рэту шанс.
Я смотрю в сторону, жуя. Проглотив, говорю:
— Посмотрим, бабушка. Любовь хрупка. Когда она разбита, ее очень трудно восстановить.
— Дать ему возможность восстановиться ее — первый шаг.
Но что, если я слишком напугана, чтобы сделать этот первый шаг? Да, мама говорила, что любовь может принести боль, но после того, что случилось с Крисом? Мое доверие хрупко. Не уверена, что у меня хватит сил снова проявить себя, особенно против такого притягательного мужчины. Но права ли бабушка? Неужели я упущу эту возможность, потому что считаю, что на моем сердце слишком много шрамов? Что они не заживут?
Несмотря на то, что много раз, находясь в его объятиях, я думала, что это уже произошло?
Глава тридцать первая
РЭТ
С кондитерской коробкой в руках я ступаю в свой офис и оглядываю пустое пространство. Надежда рушится, когда я не вижу Чарли.
— Блядь, — бормочу себе под нос, желая запустить коробкой в одно из окон.
Она еще не вернулась? Я думал, она возьмет неделю, а потом вернется, но теперь беспокоюсь, что она никогда не вернется на работу… или ко мне.
Подавленный, я направляюсь в свой кабинет, открываю дверь, и вижу Чарли, которая ставит поднос с едой на мой стол. Я замираю на месте, потрясенный ее появлением и счастливый от того, что нахожусь с ней в одной комнате.
— Чарли, — говорю с придыханием. — Ты здесь.
Она скрещивает на груди руки и кивает.
— Да, подумала, что пора вернуться к работе. Уверена, что мой список дел, астрономический.
У нас куча дел, но прямо сейчас я ни за что на свете не собираюсь поручать ей рабочие дела.
— Все не так уж плохо, — говорю я, с трудом сглатывая и делая шаг вперед. Протягиваю коробку с выпечкой и говорю: — Я принес, э-э, несколько сырных штучек, которые тебе нравятся.
Она нежно улыбается и обходит мой стол. На ней черные брюки и обтягивающая фиолетовая блузка, она выглядит потрясающе. Она прекрасно держится, и меня расстраивает, что на ней не однотонная одежда, или что она не бросается ко мне, не
