пустыня тиха.
Не стоит закрывать глаза…
Она не уловила движения, такого легкого, такого… почти как ветер. И только голова, отделившись от тела, покатилась по песку.
— Тебе нужно поесть, матушка, — молодой демон щурился. Ноздри крупного его носа то раздувались, то смыкались. Кожа его еще не обрела плотность, да и тьма, её окутывавшая легкою дымкой, рисовала свои узоры, будто колеблясь, чем же одарить новорожденного.
Он поднял тело.
И тряхнул его.
И повторил.
— Тебе нужно поесть.
Та, к которой он обращался, казалась слишком хрупкой, чтобы выжить в этом мире. Она стояла, разглядывая небо, и пару лун, что крались друг за другом. Но вот она отряхнула оцепенение.
Обернулась.
И полупрозрачным пологом распахнулись за спиной её крылья.
— Да, дорогой, — сказала она. — Хотя, конечно… но ничего, начнем с малого.
Она протянула руку, и тело демоницы приподнялось. А потом истлело, осыпавшись в пески. Потоки же силы устремились в пальцы.
Белая кожа слегка замерцала.
— Идем, дорогой, — демоница направилась к скалам. И те, кто скрывался в песке, затаились. Она была сильна… сильна и прекрасна. Настолько, что Хранитель Мертвого моря оценит.
В мире демонов вообще ценили силу.
И красоту.
Глава 48 В которой мир почти уцелел
«И средь многих тварей, лживых и коварных, наособицу стоят ведьмы. Нет равных им по лукавству, по умению заглянуть в душу человеческую, а после, добравшись до желаний тайных, извратить их до невозможности. Многих сгубили они, заставивши свернуть с пути истинного, а потому долг каждого воистину доброго человека — изничтожить ведьму, коли попадется та на пути»
«О людях и ведьмах», речь одного весьма уважаемого жреца.
Я сидела.
Странное состояние.
Будто и не со мной.
Девушки, вставшие кругом. Еще немного и хоровод заведут. Но нет, не они. Закружила, заметалась сила, раскрываясь над нами воронкой. И всхлипывающая демоница, которая растирала слезы, успокоилась вдруг. И только слезы поднимались клочьями тьмы.
Тьма ко тьме…
Почему он умер? Он… не должен был! Не имел права! Мы ведь… мы и не встречались-то толком. И не ссорились. Не ругались, чтобы раз и навсегда. И не мирились.
Не поженились.
Не завели детей, чтобы потом выяснять, кто из них на кого похож. Мы… мы так и остались по сути чужими людьми, и это не честно!
Несправедливо.
Я склонилась над ним. Я коснулась губ, которые были еще теплыми. Но только в сказках поцелуй кого-то оживить способен.
Соберись.
Это не сказка, а… мы связаны! Он ведь слово дал.
— Ты ведь слово дал, сволочь! — гнев мешался с болью. И сила… сила у меня имелась. Какая-то. На что-то да она должна годиться. И… и если поделюсь? Ведь делятся же…
Как там?
В горе и в радости? В болезни… и это тоже болезнь.
Я позвала огонь. И позволила ему вспыхнуть на ладони. А потом положила эту ладонь на рану… и…
— Кровь лучше, — демоница вытерла щеки. — Кровь демона — это… она помогает.
— От чего?
— От всего. Раньше из крови варили многие зелья. В ней сила. И те, в ком есть кровь, они живучие. Только в тебе нет. Ты взяла силу. Я вижу.
— А кровь…
Сердце екнуло, пропуская удар. А демоница молча протянула руку. Вот и нож, в замке прихваченный, пригодился. Его бы в грудь всадить или горло перерезать. Одним ударом. Чтобы раз и навсегда, но… я провожу по запястью. И черная, густая кровь капает в раскрытые губы.
Раз.
И два. И… и ничего не происходит. Почему…
— Они долго были вместе. Этот мальчик и мой сын, — демоница поднимается и протягивает руки. — Но вы правы и нам надо уйти. Здесь нам будет плохо.
И тьма устремляется к ней, обнимает, а воронка сверху распахивается черной пастью.
— Крови может быть недостаточно, — демоница поднимает руки, и тьма от них устремляется вверх, к это пасти. И кажется, что саму её втягивают внутрь, оплетают. — Кровь, сила… душа…
Эхо бьет по ушам.
А из воронки, втянувшей демонов, хлещет черная злая сила. Она… она кажется родной, и зовет, и… и ярость в какой-то момент туманит разум.
Да как он посмел умереть!
Бросить!
Как…
— Щит! — крик доносится сквозь вой ветра и ярость бури иного мира. И мое сердце отзывается… сила… тоже отзывается!
Её не так и мало.
Распахиваются за спиной огненные крылья. Хлещет хвост, подстегивая к…
…убить.
Кровь стучит, вытесняя прочие мысли. Сила? Её можно взять. У этих вот… они ослабли. И сил их почти не осталось… но…
Стоп.
Это не я.
Я никого никогда убить не хотела. Сила? Сила это хорошо.
Я опустила взгляд, а потом собрала силу, всю, до которой дотянулась, и направила в тело. Ну же?! Вставай! Кровь и сила… и этого хватит! Героям не положено умирать!
Слышишь?
Просто не положено! По сюжету! По тому, в котором «жили они долго и счастливо». Я так хочу! Я заслужила!
— Яр!
Поток силы, устремившийся ко мне, ослаб. Но нить, связавшая меня с Ричардом, была крепка и… и он дышал. Он дышал, мать его так… связавшуюся с нежитью.
И саму нежить.
И демонов всех, чтоб их… всех. Весь этот долбаный несправедливый мир, в который меня угораздило вляпаться.
Кто-то… тронул плечо.
— Он жив, — сказала Мудрослава Виросская, опускаясь на колени рядом с Ричардом. — Во всяком случае дышит.
— И сердце стучит, — Ариция прижала пальцы к шее. — А рана затянулась… такое бывает?
— Кровь демонов, — ведьма вытерла нос, из которого текли сопли. И… и превратилась в хорошо знакомого мне угловатого мальчишку. — Кровь демонов дает силу. Неуязвимость. И меняет тело.
— А ты вообще кто?
— Ведьма, — сказал Артан Светозарный, баюкая клинок. — Ты его убила.
— Не его, а демона. И вообще с точки зрения физиологии он вполне себе жив.
— Ты убила не только его! — возмутилась Летиция, щурясь. — Та девушка… и…
— И не одна, — согласилась ведьма. — Поверь, на моем счету столько девушек, что я уже точно и не скажу, которая из них «та».
Я вытерла глаза.
Сухие.
И… надо бы плакать. От радости. Или от страха. Или…
— А вообще что тут произошло-то? — рыжий парень поскреб макушку.
— Мы мир спасли, — Брунгильда оперлась на секиру. — И одолели древнее зло.
— Это еще вопрос, кто кого одолел, — проворчала Мудрослава. — Мне кажется, что она получила именно то, чего хотела. А ты… ведьма… не вздумай бежать.
— У нее не выйдет, милостивая госпожа, — напевно произнес Легионер, и отчего-то глаз Брунгильды дернулся. — Так вышло что при жизни своей я
