чтобы убить его, — говорит Аккарди. — Почему вы думаете, что дон Греко знает об этом?
— Не прикидывайся дурачком, ты просто испытываешь к ней симпатию, — парирует Мальтиз. — Массимо промыли мозги и поманили вагиной. Это же очевидно, что он помог замести ей следы.
— Насколько я знаю, Массимо ничего не делает без Фиеро, — говорит дон Дипьетро. — Где Массимо, там и твой сын.
— Не смей предполагать, что мой сын имеет к этому какое-то отношение, — Мальтиз хлопает ладонью по столу.
— Хватит, — голос Бена разносится по комнате, заставляя всех замолчать.
Сохраняя самообладание, я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на президента. Раскрытие правды принесло мне невероятное облегчение. Мне ничего не остается, кроме как заплатить за свои действия. Я всегда знала, что этот день может настать. Осознавала риски.
— Я приму на себя ответственность за свои действия и буду отвечать, — говорю я Бену. — Но это моя вина и только. Массимо тут ни при чем.
— Нам нужно это обсудить, — говорит Аккарди. — Здесь нет разделения на черное и белое.
— Тут нечего обсуждать, — говорит Мальтиз. — Она предательница. Хотела убить нашего президента!
— Есть смягчающие обстоятельства, — говорит Габриэль, наконец обретя дар речи. Он казался очень обеспокоенным после того, как я сбросила бомбу. — Донна Греко извинилась и объяснила, что изменила свои планы.
— Если она говорит правду, — усмехается Мальтиз.
— Так и есть, — шепчет Гейб. Он смотрит на меня со слезами на глазах. — Это ты была в клетке. Теперь я вижу, когда представляю тебя со светлыми волосами вместо каштановых.
— Я их крашу, — спокойно объясняю.
— Мне так жаль, — шепчет он. — Очень жаль, — он поворачивается к Бену. — Она пострадала от невообразимой жестокости, ей было всего тринадцать лет. Я умоляю вас о снисхождении, дон Маццоне.
— Он слишком предвзят, — огрызается Мальтиз. — И только он может подтвердить, что она та, за кого себя выдает. Может, она придумала эту историю, чтобы заслужить симпатию.
— Габриель говорит правду. Спроси Леонардо Мессину.
Бен выпрямляется.
— Какое отношение ко всему этому имеет Лео?
Я облизываю пересохшие губы.
— Это Лео и Матео спасли меня.
На его лице отражается шок.
— Я впервые слышу об этом.
— Я была забытой девушкой, — просто отвечаю я. — Не удивительно, что обо мне не упоминали.
Бен достает свой сотовый и набирает сообщение, барабаня пальцами по столу и глядя на меня, нахмурив брови. Он обеспокоен. Сомневается. Несколько месяцев назад я бы сказала, что это странно. Мне нужно было приехать в Нью-Йорк, чтобы убить президента в отместку за то, что сделал его отец. Это же просто.
Но теперь я знаю Беннета.
Он не склонен к опрометчивым решениям и умеет сопереживать. Это написано у него на лице. Он растерян. Он верит мне, когда я говорю, что отказалась от своих планов, как только узнала его поближе. Понимает, что я не представляю угрозы ни для него, ни для кого другого, теперь, когда я отомстила некоторым и примирилась со своим прошлым.
— Давайте пока отложим это, — говорит он после нескольких секунд молчания. — Мне понадобятся доказательства, которые у тебя есть на Салерно.
— Я могу все организовать.
— Если это докажет то, что ты говоришь, что Салерно планировал убить меня и собирался соревноваться с Алессандро, это снимет с тебя ответственность за несанкционированное убийство.
— Ты веришь словам обманщицы, — говорит Мальтиз, и я бы с удовольствием выпотрошила этого бесхребетного ублюдка. Если я выберусь отсюда живой, то прикончу его. — Что с тобой не так?
— Заткнись на хрен, Роберто. Всех уже тошнит от твоего голоса.
Раздается стук в дверь, и Лео проскальзывает в комнату, вопросительно выгибая бровь и направляясь к Бену.
— Лео. Мне нужно кое-что у тебя спросить, — говорит Бен. — Ты помнишь, как спасал Ноэми Кабрини из подвала Греко после смерти Карло?
Его брови сходятся на переносице, когда он качает головой.
— Да, — он оглядывается по сторонам, выглядя сбитым с толку. — Анджело обнаружил, что отец девочки предал его, потому что Карло похитил его маленькую дочь и использовал ее, чтобы добиться своего. Он попросил, чтобы мы спасли ее и позаботились о ней.
Его слова потрясают меня до глубины души, и рыдание срывается с моих губ. Я зажимаю рот рукой, пытаясь взять себя в руки.
Лео смотрит на меня и хмурится, прежде чем перевести взгляд на Бена.
— В чем дело?
— Ты помнишь ту девушку? — спрашивает Бен.
Лео бледнеет.
— Пока я жив, я никогда не забуду, как мы ее нашли, — он бросает свирепый взгляд в сторону Габриеля. — Она была заперта в клетке, голая, лежала в луже собственной рвоты. От нее сильно пахло мочой, на полу были засохшие пятна крови, а из гноящейся раны на спине сочилась свежая кровь, — его голос срывается. — На том этапе жизни я уже многое повидал, но это было самое шокирующее зрелище, и так остается по сей день.
Его слова повисают в воздухе. Мое сердце бешено колотится в груди, и я зажмуриваю глаза, чтобы отогнать образы, которые вызывают в воображении его слова.
— На ее коже не было живого места. Пряди ее волос были вырваны. Она была тощей. Но мне запомнился ее затравленный, отсутствующий взгляд, — его глаза слезятся. — Она была всего лишь ребенком. Ей было тринадцать лет. Если бы кто-нибудь так обошелся с моей дочерью, я бы сжег весь мир дотла, чтобы спасти ее, а затем сжег бы всех снова, чтобы отомстить за нее.
Непрошеные слезы текут по моему лицу, и я не в силах их остановить.
Словно в замедленной съемке, Лео поворачивается ко мне лицом. Я вижу, как на его лице отражается нарастающий ужас, когда он осознает происходящее.
— Боже мой, это была ты? Ты — Ноэми? — он шепчет, быстро соображая, что к чему.
Я киваю сквозь слезы.
— Ты мстила за себя, — быстро догадывается он.
Я киваю, вытирая слезы салфеткой, которую Гейб протягивает мне через стол.
— Только я и могла это сделать. Долгие годы я мучилась из-за того, что со мной сделали в подвале. Эти семь месяцев изменили меня. Я хотела бы сказать, что после того, как выбралась, все стало лучше, но это не так.
— Салерно и Конти, — говорит он. Я киваю. — Боже мой, — он проводит рукой по подбородку. — Мне так жаль, Рина. Я подвел тебя. Я должен был проведать тебя, но вскоре после этого умер Матео, я потерял Нат, и часть меня самого тоже умерла. Это не оправдание. Нет никакого оправдания тому, что я не позаботился о тебе. Мне очень жаль.
— Я прощаю тебя.
— Я не заслуживаю твоего прощения.
— Это не ты терзал меня.
