Он пожал плечами и набрал номер Кристофера.
Ответа не было.
Гуннар Барбаротти решил не звонить. Во всяком случае, без крайней необходимости.
Не стал он и обращаться в стокгольмскую полицию за подкреплением. У них и без того дел по горло, рассудил он, а тут является какой-то деревенский снют и требует помощи по принципу — пойди туда, не знаю куда. Помогите, ребята, а вдруг там, не знаю где, опасно? Сочтут за идиота.
Но Бакман он позвонил и сообщил о своих планах.
Поехать в Старый Эншеде, найти Муссеронвеген, позвонить в дверь дома номер пять и попросить ответить на два вопроса.
Вот и все.
Остается надеяться, что Якоб Вильниус дома. Сегодня все-таки суббота.
— План просто блестящий, — сказала Эва Бакман. — А ты уверен, что она не рассказала мужу о вашем разговоре?
— Уверен. Только прошу тебя — не оставляй нигде мобильник и прямо сейчас поставь его на зарядку. Вдруг понадобится быстро с тобой связаться.
Конечно, сказала Эва. Суббота — как минимум три игры. Одна игра бенди, вторая бенди и третья бенди. Она остается дома, а четыре мужика уже топчутся в передней.
— Хорошо. Я буду знать, что ты на связи.
— Будь осторожней, — сказала Эва Бакман.
Он доехал на метро до «Лесного кладбища», прошел через подземный переход под Нюнесвеген и в двадцать пять минут первого был на Муссеронвеген. Постоял немного перед старинной виллой с красивым изломом крыши… он почему-то сильно нервничал. На улице становилось все теплее, на тротуарах снега почти не осталось, он весь превратился в черную слякоть, а в саду все еще лежал толстым пуховым одеялом. На ветвях деревьев кое-где образовались настоящие снежные скульптуры. В доме не заметно никаких признаков жизни. У въезда в гараж машины нет. Может быть, поехали в магазин — купить продуктов, вина на вечер или что там они еще покупают по субботам? Скорее всего, на Эстермальмский рынок.[72]
Он поймал себя на том, что, как и в прошлый раз, при виде этого дома он задумался о классовой несправедливости. А может быть, дело и не в этом — ему все время казалось, что Кристина Германссон тоже чужая в этой среде.
Он вошел в калитку, поднялся на крыльцо и позвонил.
Подождал с полминуты и позвонил опять.
Никакой реакции.
Ну как можно быть таким дураком — любому ясно, что в половине первого дня в субботу три четверти населения страны занимается шопингом.
Он вышел на улицу.
План «Б». Съесть ланч и сделать еще одну попытку.
А если и план «Б» не пройдет, тогда придется перейти к плану «В», то есть вопреки первоначальному намерению позвонить по телефону. У него были и домашний, и служебный телефоны Якоба Вильниуса, не считая его мобильника и мобильника его жены.
Но это план «В». Безусловно, лучше всего было бы встретиться с Якобом Вильниусом с глазу на глаз, без предупреждения. Задать вопросы и посмотреть на реакцию, не давая ему возможности подготовиться.
Да, это было бы лучше всего. У телефона есть много преимуществ, но и не меньше недостатков. Прежде всего, ты не видишь собеседника. Большинство разговоров, которые он вел по телефону, были несколько иного характера, чем предстоящая беседа с Якобом Вильниусом. Он возлагал на этот разговор большие ожидания. Даже надежды.
Он сосредоточенно кивнул сам себе и пошел по направлению к маленькой площади, где по всем нормам градостроительства должно было найтись кафе или ресторан.
Так оно и оказалось. Квартальный ресторан назывался «Красный фонарь». Ближайший час он провел в компании отварной свеклы, поджарки с луком и бутылки безалкогольного пива. За этим набором последовали кофе и клейкий бисквит. Позвонила Эва, спросила, как дела, на что он ответил философски-уклончиво: это вопрос времени.
Без пяти два он позвонил в дверь дома на Муссеронвеген, 5 второй раз, а когда нажал на звонок в третий раз, была уже половина четвертого. Стало совсем темно, пошел мелкий, но хлесткий дождь.
Чем я, собственно, занимаюсь? — спросил себя разочарованный инспектор Гуннар Барбаротти, возвращаясь на станцию метро. И почему у меня нет зонтика?
Через сорок пять минут он добрался до своего номера в отеле «Терминус» и приступил к выполнению плана «В».
— Ну и ну, — сказала Эва Бакман. — Неужели все так скверно?
Он посмотрел на часы — половина восьмого вечера. На брюках красовались два больших багровых пятна от свеклы. Единственный результат его трудов.
— Да, — ответил он и уселся поглубже в кресло. — Все так скверно.
— У тебя голос уставший.
— Это, наверное, потому, что я устал.
— Все бывает. Они, наверное, где-нибудь на яхте.
— В декабре? У тебя все в порядке с мозгами?
— Наверное, нет. Я, можно сказать, стараюсь утешить любимого коллегу, а он отвечает черной неблагодарностью… Ладно, займемся нашими друзьями, когда они появятся. В конце концов, в законе нет такого параграфа, что все обязаны сидеть дома и дожидаться твоих звонков.
— Да, я что-то об этом слышал… Но люди обычно заводят мобильники, чтобы ими пользоваться. Звонить и отвечать на звонки.
— А ты сообщение оставил?
— Нет, конечно. Не хочу давать фору.
— Ты говоришь таким тоном, словно уверен, что он в чем-то замешан.
— Разве?
— Определенно.
— Может быть… я не уверен, что он в чем-то замешан, но я совершенно уверен, что мне необходимо с ним поговорить, и как можно быстрее. Хотя… уже год прошел, и вдруг такая спешка…
— Именно это я и пытаюсь тебе втолковать, — засмеялась Эва. — Утихомирься! Спустись в ресторан, выпей пива, или позвони этой своей Марии, или займись чем-нибудь…
— Марианн.
— Что?
— Ее зовут Марианн.
— Позвони Марианн, поговори с ней о любви и наплюй на этого сомнительного продюсера. Он не стоит твоего внимания. Продолжим в понедельник, когда вернешься.
Гуннар Барбаротти тяжко вздохнул:
— Утешать ты мастер… тебе это известно, госпожа Бакман?
— И муж так говорит. В моменты просветления. Целую, желаю расслабиться.
Нет, ни один злодей и убийца не заставит меня выйти из дому в такую погоду. Он подошел к окну. По-прежнему шел дождь, ветви деревьев нагибались под ветром. Редкие прохожие выглядели так же, как рыбки в аквариуме, если его вынести на улицу в непогоду. Поодаль светилась башня ратуши, у вокзала бесконечно вспыхивали и гасли тормозные огни автомобилей. Он чувствовал недовольство чисто физически, как отвратительный вкус во рту после приступа изжоги.
