всем своим видом, когда Клеандр продолжил свое обращение к императору.
- Эти люди доказали свою преданность вам на дюжине полей сражений по всей северной Империи, как вы можете видеть по их лицам, и теперь они приносят вам трофеи своей борьбы в знак уважения вашего превосходство над всеми землями Римской Империи.
Когда первый сундук внесли в тронный зал, Марк осознал жестокую логику, лежащую в основе выбора Альбинусом людей для переноски золота через город. Мало того, что солдаты, которых он отобрал, были самыми крупными и мускулистыми людьми двух когорт, но еще все их лица были изуродованы шрамами, нанесенными им врагами в череде сражений, которые тунгры вели с варварами с начала восстания Кальга двумя годами ранее.
- Это достаточно близко!
Переннис частично восстановил самообладание перед лицом надвигающейся катастрофы и шагнул вперед, чтобы остановить процессию, вытащив из ножен свой меч со скрежетом железа. Клеандр криво улыбнулся ему и слегка покачал головой, пока тунгрийцы осторожно опускали свое бремя на замысловатый мозаичный пол тронного зала.
- Я всегда считалчто быть единственным членом императорского двора, носящим меч, - это чисто церемониальная привилегия. Ведь те времена, когда император Траян велел своему префекту использовать его для него, пока он правил хорошо, но против него, если он правил плохо, давно прошли, не так ли?? Но обнажить меч в присутствии императора, префект? Интересно, кто представляет для Цезаря большую угрозу: его верные слуги, которые рисковали своей жизнью, чтобы добыть ему золото, или человек, который осмелится обнажить клинок в его присутствии, независимо от того, насколько высоко его положение? Но это неважно, я уверен, Цезарь разбирается лучше…
Он пересек комнату, откинул крышку ближайшего сундука и, сунув руку в море золотых монет внутри, вытащил пригоршню и кивнул Альбинусу, который быстро открыл остальные ящики, обнажив сокровища, которым они были заполнены почти до краев. Пройдя мимо префекта преторианцев, он опустился на одно колено перед императором, протягивая монеты, в то время как Переннис смотрел на него с бледным лицом.
- Вот, мой Цезарь, взгляни на эти монеты и скажи мне, правдивы ли обвинения префекта Перенниса меня в фантазии. - Он подождал, пока Коммод уставился на небольшую кучку блестящих золотых монет у себя на коленях, затем взял одну и всмотрелся в нее повнимательнее. - Посмотрите, как реверс монеты украшен изображением Британии, символизирующим вашу победу над варварами, стремившимися украсть у вас эту провинцию. Традиционно, я считаю, что Британию после такой победы надо изображать в цепях, конечно, но такую оплошность можно, я уверен, и не заметить, если только в этом нет какого-то более глубокого смысла... Он взглянул на императора в упор.. - А теперь, Цезарь, взгляните на головку, украшающую эти монеты.
Коммод перевернул ауреус в руке и долго смотрел на него, прежде чем его лицо сморщилось в гримасе.
- Но это не моя голова.
Клеандр заговорил снова, его голос слегка изменил тон на голос человека, неохотно раскрывающего неприятную правду.
- Действительно, Цезарь, и не вашего любимого отца. При ближайшем рассмотрении я понял, что профиль, изображенный на этих монетах, похоже, принадлежит вашему префекту преторианцев. Но я уверен, что этому есть какое-то рациональное объяснение. О чем говорят слова по краю монеты?
Голос молодого императора упал до шепота.
- Imperator … Fides Exercitum?
На мгновение в тронном зале воцарилась полная тишина, пока Коммод переваривал всю значимость того, что было раскрыто тремя простыми словами, окружавшими профиль его ближайшего советника.
- Верным солдатам от императора!!!
Эти слова были произнесены во весь голос императором, когда он поднялся с трона в россыпи сверкающего золота и повернулся, чтобы обвинительно указать пальцем на отступающего Перенниса, который поднял руки в беспомощной защите, невольно выставив перед собой на него обнаженный меч..
- М-м-мой Ц-це-цезарь…
- Император?! Какой еще… император?! - Коммод шагнул вперед, ткнув пальцем в лицо префекта с явным пренебрежением к мечу, находившемуся менее чем в футе от его тела. - Ты стремился занять мой трон, а теперь поднимаешь на меня свой меч?! Схватить его!
Преторианцы, ближайшие к Переннису, преодолели свое изумление и шагнули вперед, схватив человека, который еще минуту назад был хозяином их мира. Переннис позволил мечу выпасть из его руки, и тот с громким грохотом упал на мозаику и остался лежать незамеченным у его ног. Клеандр стоял молча с мрачной улыбкой удовлетворения, наблюдая, как вулканическая натура Коммода взяла верх и вырвалась из него гневным ревом.
- Я отрублю тебя голову здесь и сейчас, коварный ублюдок. Я прикажу вырвать тебе кишки, пока ты еще жив, чтобы ты мог смотреть на них, а потом я…
- Цезарь!
Все присутствующие в комнате повернулись и уставились на Скавра, а Клеандр, и Альбинус посмотрели на него с изумлением, когда трибун шагнул вперед и вытянулся по стойке «смирно». Коммод медленно повернулся к нему с пустыми глазами, наполненными яростью, и на мгновение Марк был убежден, что император собирался выместить свой гнев на человеке, осмелившемся прервать его крики ярости.
- Простите мое вмешательство, мой император, но я должен довести до вашего сведения дело огромной важности, прежде чем вы вынесете приговор этому человеку.
Замолчав, Скавр с похвально бесстрастным лицом ждал реакции Коммода. И снова весь тронный зал, казалось, затаил дыхание, и император уставился со своего помоста на одинокую фигуру, стоящую перед ним. Когда он заговорил, его голос был спокоен, хотя Марку показалось, что его контроль над яростью, кипящей в нем секундуу назад, в лучшем случае затих лишь на время.
- И кто ты такой, что посмел перебивать своего императора? Может мне отрезать тебе язык, чтобы научить немного уважать трон?
Скавр встал на колени, покорно опустив взор.
- Цезарь, я с радостью сам отрежу себе язык, если вы прикажете, лишь бы вы меня выслушали.
Коммод сошел с помоста и медленными, размеренными шагами прошел по изразцовому изображению ретиария, державшего сеть и трезубец наготове для удара, извлекая из складок тоги кинжал с богато украшенной гравировкой.
- Я всегда ношу его с собой с тех пор, как однажды вечером тот идиот Квинтиан попытался меня зарезать, когда я возвращался из театра домой. Мои преторианцы слишком медленно сообразили, что среди убийца, и если бы он не остановился и не закричал, что сенат послал его
