важны, поскольку там сердце вписано моё, не хочу его здесь оставлять… Хочу оставить воспоминания себе о том, как когда-то был счастлив… — он резко сел на ступень крыльца и спрятал лицо в ладонях.
Мы с Варварой переглянулись, и изобразили пантомиму, я спросила одними губами, что мне делать, на что бабулька сделала кислое лицо, пожала плечами и ответила знаками мне, что делать нечего, придётся идти. Я тяжело вздохнула и поплелась к дому Янники.
Уже стоя у двери в домдевушки, я поняла, что время для визита выбрано очень неудачно, и вряд ли тут меня ожидает тёплый приём. За дверью слышался громкий девичий рёв, а ещё и звук бьющейся посуды. Не уж то тихоня Янника разбушевалась?
Помедлив на пороге и набравшись храбрости, я громко постучала в дверь. Как по волшебству за дверью всё стихло, потом послышался басовитый голос хозяина:
— Входите уж, коли не шутите…
Дверь скрипнула, и я вошла в горницу. Все притихшее семейство сидело по лавкам, кроме Янники, её в комнате не было. Ирэшка, мать Янники, не глядя на меня, споро заметала осколки какого-то кувшина с пола. Да уж, неудобно получилось…
— Зачем пришла? Тебе здесь не рады… — нахмурился Егор.
— По делу, — перебила я его. — Мне нужны письма Ингварра.
Егор нахмурился пуще прежнего, и отвёл глаза в сторону и пробубнил:
— Нету их у меня, все сжёг…
— Егор, — вкрадчиво начала я. — Мне почему-то вам не верится, отдайте их, вам они не принадлежат… теперь, — сказала я с демонстративной паузой и ударением на последнее слово.
— Нет, нету… — начал было он, когда в соседней комнате, что-то громко брякнуло, и через несколько мгновений в комнату ворвалась Янника с зарёванным лицом, и дрожащими руками протянула мне несколько смятых пергаментных листочков. Я тут же забрала их и запрятала в инвентарь. Но это было ещё не все, Янника подскочила к опешившему отцу и протянув к нему руку, потребовала, никогда бы не подумала, что она так может говорить с отцом, со смесью ярости и силы, такой попробуй, откажи:
— Одного письма не хватает! Отдай! — рявкнула она. Егор медлил, и она тут же добавила: — Отдай, иначе на свадьбе я такое устрою, до конца жизни соседи над тобой смеяться будут! Потешил свою ненависть, и полно! Отдай говорю! Ну! — в нетерпении от тряхнула рукой перед его лицом.
Егор нехотя вытащил из-за пазухи помятый листок пергамента, который был тут же передан мне. В ту же секунду самообладанию Янники пришёл конец, и драматично спрятав лицо в сгибе локтя, она скрылась за занавеской в соседней комнате, Ирешка тут же последовала за ней. Я быстро откланялась, не желая, становится свидетелем дальнейших семейных разборок. Письма жгли мне руки, и хотелось побыстрей их отдать Ингварру. Но пока я шла к Варваре, меня разобрало дикое любопытство, что же мог такое писать этот обычный с виду лесоруб, что Егор так вцепился в них, будто в сокровище. Я остановилась под окном таверны и развернула тот самый мятый кусочек пергамента, и ахнула от удивления. Письмо не было написано какими-то каракулями, как я ожидала, а на оборот, говорило о том, что писавший его человек, превосходно владеет пером и словом. Почерк был ровным, с красивым наклоном и наполненный всякими аристократическими завитушками, превращавшими его в некое произведение искусства, а уж, когда я прочитала содержимое письма, то поняла, Ингварр, кто угодно, но не лесоруб, это точно:
«… Прелестная Янника, мой день начинается лишь в тот момент как я смогу увидеть тебя, пусть мельком, пусть лишь краем глаза. Ты словно озаряешь мой мир и всё вокруг себя, словно волшебство. Своей лёгкой походкой, нежным и чистым взглядом ты затмеваешь любую женщину, живущую не только в доме моего отца, но и всех когда-либо виденных мной женщин, а их было немало, но ни одна не вызывала у меня такого чувства как ты. Благодаря тебе я словно заново родился! В жизни появился смысл и такие манящие мечты! Мечты о тебе, о дне, когда я смогу назвать тебя своей…»
Дальше я читать не стала, мне стало стыдно за своё нескромное поведение. Аккуратно сложила помятый листочек и засунула его обратно инвентарь, поскольку уж очень личное было доверено пергаменту автором, и мне стало так неловко за своё неуместное любопытство, что уши загорелись.
Когда я вернулась, Ингрварр и Варвара вели неспешную беседу. Кто бы мог подумать, что Варвара снизойдёт до миролюбивой, спокойно беседы с ним? Ингварр выглядел потерянным, но похоже уже начал оправляться от первого шока. Надо поблагодарить мою бабульку, как-то она сумела подобрать нужные слова, и растормошила этого неразговорчивого северянина.
— … а если не пройдёт, то ты научишься жить с этим, как и многие другие, — грустно выдохнула эта по-своему мудрая женщина.
Ингварр молча кивнул, и устремил вопрошающий взгляд на меня.
— Вот, принесла, — протянула я стопку листочков. Ингварр принял их, рассматривая их с неподдельным вниманием, потом в слух заметил:
— Похоже их часто читали… Тогда я не пойму, почему же… отказалась… — неуверенно сказал он, удивлённо рассматривая замыленные и затасканные листки.
— Ингварр, — с жалостью в голосе произнесла я, мне бы хотелось его утешить хоть чем-то, а не причинять ему снова боль, но мне показалось неправильным и дальше скрывать от него правду. — Янника не умеет читать, и то, что написано в письмах она так и не узнала… Пойми, она простая деревенская девушка… — я помолчала, потом добавила: — Как прилежная дочь она отдавала их отцу, а он, боясь что-то кто-то может ей их прочесть, носил их с собой, почему-то не решаясь их сжечь…
Надежда, мелькнувшая в его глазах, снова обернулась отчаяньем, он опустил глаза, и голова его низко склонилась, скрывая его лицо, плечи поникли, письма выпали из рук. Душераздирающее зрелище! Я присела рядом с ним на крыльцо, подобрала упавшее, и настойчиво их вручила ему, понимая, как они важны для него.
Посмотрев на Варвару, взглядом прося помощи, но увидела, что она смотрит куда-то в сторону невидящим взглядом, губы плотно сжаты в тонкую полоску, подбородок слегка подрагивает. Ясно, она мыслями уже не с нами, а в своём прошлом. Темнишь ты, бабка, темнишь! Не так-то просто жить с этим, чтобы ты тут не говорила.
Тогда не найдя слов утешения, я просто молча обняла Ингварра за плечи, и просидела так с ним до тех пор, пока он не нашёл в себе силы подняться, поблагодарить нас, и пошатывающейся походкой направился вон с подворья моей хозяйки, а я лишь
