Хотя…
– Все хроники… все, что я вовсе слышал. Все это сходится в одном, – терпеливо пояснил Ричард. – Младшего бога заперли на кровь рода Архаг.
– И?
– И пока кровь жива, замок держится.
– А если…
– Если случится так, что кровь иссякнет… здесь зависит от условий первичного заклятья. Возможно, оно рассеется.
– Но, возможно, и нет?
Сложная это штука, магия.
– Вполне, – согласился Ричард. – Более того, оно может стать необратимым. Вечным.
Неожиданный поворот. Или ожиданный? Для древнего могучего демона?
– Но…
Как-то все равно не укладывается.
– Неотвратимые заклятья наложить непросто. Я, честно, лишь читал о них. Нужна жертва. Добровольная жертва. И если речь идет о крови, то жертва всех, в ком есть эта кровь.
Добровольная.
Ага.
Вот что-то подсказывает, что не все из рода Архаг согласились бы пожертвовать собой во имя всеобщего светлого будущего.
– Поэтому и использовали подобный способ… в общем, в основном, когда проклинали кого-то. Но и то редко. Были попроще… есть мнение, что душа того, кто взывает к божественной силе, а именно она лежит в основе неотрватимых заклятий, отдает свою душу и посмертие.
Еще веселее.
– И ты…
– Мой предок не был один. Были еще двоюродные братья, дети их. И… и много кто кроме, – кажется, Ричард точно знал, в ком дело. Уж не в той ли женщине, о которой рассказывал Командор. Или, вернее, в её ребенке? Рода Архаг… и да, наверное, я бы тоже не отдала своего ребенка в жертву за все блага мира.
Понимаю.
И…
«Анна пребывала в забытьи, пока не нашлась та, кто вызвал её из забвения»
– Я.
«Моя несчастная супруга… я так оберегал её от всего, что её пугало, внушало ужас. Я пытался создать для неё безопасный мир. И потому она с легкостью поверила обещаниям чудесного зеркала. Она стала той незримой нитью, что вновь соединила Анну с миром сущим. Впустила в этот мир. Сперва, как часто сие бывает, речь шла о малой уступке, о капли крови, которое поглотило зеркало, став залогом заключенной сделки».
Ну вот сам же виноват!
Сам!
И все равно жалко их. До боли в сердце жалко. И молчу. Кусаю губы.
«Анна рассказывала… рассказывала со смехом, с издевкой, наслаждаясь моей болью. О том, как воспользовалась несведущестью моей жены. Она украла её тело, подменив душу. И я до сих пор не знаю, получила ли моя Анна свободу. И только теперь, когда пишу эти строки, я вновь удивляюсь тому, что и мою жену звали, как это проклятое отродье. Будто недобрый знак, один из тех, которым суждено остаться непонятыми».
– Моя мать…
– Она в зеркале, – я дернула плечом. – Стало быть, мне не примерещилось. А…
– Я виноват.
– В чем?
– В том, что… я знал. Понимал. Я должен был отдать зеркало отцу. И он бы…
– Это треклятое зеркало отличается повышенной живучестью, – я знала, что вряд ли мои слова успокоят. Но и молчать было подло. – Его не уничтожили ни тот… Арван, ни его братья, хотя они точно понимали, в чем дело. Оно как-то… выжило. Спряталось. А потом нашлось. С вещами такое случается. Я знаю. И может… может совсем не случайно твой друг отыскал тот тайный ход… как оно вовсе туда попало?
Спросить?
У кого?
У усмехающейся покойницы, которая пялилась нам в спину. Неуязвимая, стало быть… не бывает такого. Я, дитя насквозь рационального мира, точно знаю, что не бывает.
Ни абсолютной силы.
Ни…
Демонов.
Ну, с демонами вопрос, конечно, но вот абсолютная сила… как показывает практика, на каждое заклятое колечко свой вулкан найдется.
«Анна сказала, что я исполню предначертанное. Что я должен вернуться в город и освободить ту, кого она именует Повелительницей. И тогда сама Анна обретет жизнь. А еще миру воздасться по заслугам. Если же я откажусь, Анна уничтожит меня так же, как и моего бедного доверчивого предка. Смерть мне не страшна. Смерть по сути избавление. Но страшно оставлять сына. Я попросил об отсрочке, сделав вид, что боюсь, что ослаблен и изможден, что душа моя пребывает полностью в её власти. И она, уверенная в своей близкой победе, отступила»
– А он…
«Я принял яд. Верное средство, которое не позволит никому и ничему завладеть моим телом. Я пишу эти строки, ибо яд и близость смерти освобождают от всех данных клятв. Я, правда, пребываю в сомнениях. Анна когда-то поклялась не причинять зла моему сыну. И поскольку она уже мертва, у неё нет лазейки, которой воспользовался я. Она вынуждена будет затаиться. Но мой сын не так силен, ко всему по-юношески порывист. С него станется искать мести, а стало быть, он нарушит этот уродливый хрупкий мир. И сам станет легкой добычей твари, которую я уже не могу назвать и душницей. Анна нечто совершенно иное, сильное и коварное, опасное. А потому я оставлю эти записи человеку надежному с тем, чтобы он сохранил их и поместил в укрытие, недоступное для нежити. И если все же мой сын отыщет их, а я смею надеяться, что рано или поздно его душа, поврежденная, все же исцелиться, он проявит большее благоразумие»
Вот… вот что-то я сомневалась.
«А заодно уж простит меня за слабость. И за то, что не сумел защитить свою семью».
Последняя страница.
И строки рваные, нервные.
«Проклятый город. Закрыт. Не лезь»
Вот и все.
Еще кусок головоломки, который, правда, мало что проясняет, но…
Ричард закрыл тетрадь и прижал её к груди. Огляделся. Щека его дернулась…
– Знаешь, – сказал он. – А ведь дэр Гроббе все исполнил в точности. Здесь нет места более надежного. И более защищенного от нежити.
А у меня в голове одно крутилось.
Щучья мать…
Щучья, чтоб его… мать.
Глава 47
В которой Светозарный готовится к подвигу и встречает демона
«Уснул король, а с ним и королева, как были, на золотых тронах сидя. Уснула стража, а с ними и премудрые Советники во главе с самим Великим Старцем. Уснули фрейлины и статс-дамы, девицы и кавалеры, слуги и служанки в замке, конюхи и кони, птичницы и птицы. И не осталось ни одного существа живого, которое бы спаслось от ведьминого проклятья.
Огляделась тогда ведьма. Засмеялась зловещим смехом и, крутанувшись, обернулась прекрасною принцессой. Сняла с неё одежду, а саму, спящую, переодела служанкою и на кухню сволокла. Легла ведьма в гроб хрустальный, смежила веки и принялась ждать»