ещё большие страдания духа.
В неподвижной глади озера отражалось медлительное движение облаков, чередой зависших в высоком небе. Такой же медлительной чередой проходила в мыслящем сознании Алексея Ивановича и вся прожитая им жизнь.
Пологая дорога, уходящая от дома к высокому молчаливому бору отсвечивающему тёплым багрянцем прямых стволов, была в этот час пустынна. Пространство её затемняла густая ольховая поросль. Там же, где закатное солнце пробивалось в разрывы плотной зелени, песчаные, дорожные колеи слепили белизной, и Алексей Иванович щурился, когда смотрел в дальний конец дороги. От резкого крика желны, вестника подступающих природных перемен, Алексей Иванович даже вздрогнул – так неожиданно разорвал вечернее спокойствие пронзительный её крик. Высокий бор отозвался троекратным эхом, и как это порой бывает, одинокий звук пробудил иные звуки, - то ли в нём самом. То ли где-то в отдалении зазвучала мелодия, щемящее знакомая.
Алексей Иванович взволновался каким-то неясным воспоминанием и ожиданием, и не ошибся. В чуткой вечерней тишине, в стороне бора, послышался постук тяжёлых шагов, время от времени смягчаемый слежавшейся в колеях пылью. Похоже, там, за бугристым возвышением дороги, неторопливо шёл одинокий конь.
Алексей Иванович вгляделся и увидел: над дорогой показалась человеческая голова с тёмными, спадающими на плечи волосами, с тёмной раскосмаченной бородой, затем и весь мускулистый торс со скрещенными на груди руками; следом увиделось и знакомое тело коня.
Кентавр двигался, медленно переставляя ноги. Так ходят очень старые кони. Можно было подумать, что три десятка лет, прошедших с первой их встречи, состарили конское его тело больше, чем два тысячелетия земного бытия.
Кентавр шёл по дороге и попеременно то светлел, попадая в солнечное освещение, то темнел, становился почти невидимым, вступая в накрывающую дорогу тень. Что-то тревожащее было в этом чередовании света и тени, и Алексей Иванович напряжённо, в смутном беспокойстве, следил за приближающимся Кентавром.
Кентавр свернул с дороги, подошёл близко, со вздохом усталости опустился на землю, придавив грузным телом пожухлые в днях осени травы.
Алексей Иванович, хотя и предполагал возможность ещё одной встречи с античным гостем, всё же несколько стеснился его появлением и не сразу произнёс подобающее приветное слово.
Кентавр со свойственной ему деликатностью постарался смягчить возникшую неловкость.
− Я понимаю ваше смущение, - сказал он. – Но, поверьте, я волнуюсь не меньше… Вы подошли к тому возрасту, когда умственный взор почти полностью обращен в годы прожитые. Мне же предстоит определиться в моём будущем. Как ни парадоксально, но моё будущее зависит от вашего прошлого.
Медленным движением рук Кентавр отвёл упавшие на лоб волосы, взглянул испытующе.
– Так вот, устремлённый к идеалу человек, - сказал он. – Не пришло ли время подвести итог жизни, прожитой вами? Добавлю, и моей жизни, - ведь я всё время был рядом с вами!
Алексей Иванович уже несколько поуспокоился, угадал в проницательном взгляде гостя готовность к разговору обоюдно откровенному, согласно склонил голову.
− Что ж, начнём, - сказал Кентавр. – Начнём с ваших устремлений. По моим наблюдениям они достаточно определились в тех, в общем-то, недалёких годах, когда, приглядевшись к ищущей вашей натуре, я решил впервые навестить вас. Вы уже имели горький опыт телесных страданий, опыт не очень-то радостный семейной жизни. Тогда-то вы и устремились к созданию иного порядка своего бытия, в котором возможно было бы соединить Любовь, Творчество и Справедливость. Вы надеялись очеловечить Любовь, и достичь всеобщей Справедливости через Творчество. Вы свято уверовали, что Словом можно сотворить справедливый, человечный мир, и через сотворённый вами мир Художественный изменить мир Действительный. Я не ошибся, так поняв ваши устремления? Рад, что не ошибся. Вас можно было бы упрекнуть в идеалистических заблуждениях. Но ставить под сомнение ошибочность вашей веры я не буду. Я знаком с утверждением, высказанным великим философом-материалистом: “Сознание не только отражает действительность, но и творит её.” Мысль исключительной важности. Печально, что она опередила действительное развитие человечества. Разум людского множества ещё не подготовлен к её осуществлению…
− Вы не правы, - с вдруг прорвавшейся неуступчивостью возразил Алексей Иванович. – Действительность, в которой прошла большая часть моей жизни, побуждала к утверждению человечности! В плоть нашего поколения вошло стремление руководствоваться именно преобразующей Идеей. Та же Идея, воплощённая в художественном слове, рождала в упомянутом вами людском множестве энергию дерзаний. Это было. Я на себе испытал воздействие многих высоких идей, выраженных Словом!..
Кентавр помолчал, сказал в задумчивости оглаживая бороду:
− Доля истины есть в вашем утверждении. Но полная истина в моих скорбных наблюдениях: разум людских сообществ не был готов, и сейчас ещё не готов, проникнуться идеей преобразования Человека Разумного в Человека Одухотворённого. Была, была надежда на ваше дерзновенное время. В вашем времени я разглядел Молодость Мира. Мир Будущего. Увы, слишком коротким оно оказалось. В развитии человечества произошёл сбой.
Полудикая действительность сменила возвышающее время вашей юности, вашей молодости, отчасти и вашей зрелости. И всё-таки, всё-таки, в действительности, враждебной вашему Идеалу, вы не изменили своим устремлениям! – Из-под косматящихся бровей Кентавр почти любовно смотрел на внимающего ему всё ещё с некоторой настороженностью Алексея Ивановича, - Скажу больше. Я ревностно следил за вашими думами и поступками. И должен признаться, своим упорством вы оживили тысячелетнее стремление моего разума. Мне кажется, вы не до конца осознали, что удалось вам в собственной жизни! Ваш деятельный разум – как бы это точнее выразить? – всё время бежал впереди вас. Воображение создавало идеал, тут же безоглядно вы устремлялись к нему, - свойство романтических натур, не отрезвлённых реалиями земной жизни. Позже, вы осознали, что людское множество и в двадцатом веке задержалось на стадии получеловеческого развития и направили свои жизненные силы на то, чтобы художественными средствами воссоздать для людей видимую вами очеловеченную действительность.
Огорчительно, но дерзновенный ваш труд, вобравший почти всю вашу жизнь, явился в людские сообщества не в лучшие времена. Верю, он найдёт отклик в других поколениях, чей разум обретёт большую власть над стихиями чувств.
И всё-таки не зря вы сжигали свою душу, пробиваясь к разуму человека! – Взгляд Кентавра заметно потеплел. – Вы не только творили художественный мир, взывающий к возвышению человека. Сознав несовершенство, порой и враждебность изменившейся действительности, вы сосредоточились на очеловечивании самого себя! Страдая, ошибаясь, взыскивая с себя за проявленные слабости, отбрасывая с пути всё, что могло бы вас остановить, вы упрямо пробивались к избранному Идеалу. Если взглянуть на вашу жизнь глазами спасителя вашего и друга доктора Кима – помните поразившее ваше воображение биополе ростка гороха? – то энергией разума
