в двери на Клару, после услышанного в его взгляде появилась печаль.
— Генрих… — повернулся Вольф к своему другу, — разве тебе это не знакомо? Тебе тоже было больно после смерти Людвига и Петры, — ты тоже нуждался в поддержке друзей. Кому как не тебе должна быть знакома эта боль.
— Плевать. Её следует прогнать.
— Ей нужно помочь!
Офицер уставился на своего подчинённого, он долго смотрел ему в глаза, пытаясь внушить страх, так же как он делал и с деревенскими.
— Сама себе поможет, — добавил Генрих поняв, что не может добиться желаемого подчинения. Юноша развернулся и начал уходить. — Выгони её!
Через несколько минут офицер направился в свой кабинет. Зная, что там его никто не будет отвлекать, он решил убить время за чтением старых книг с полок барона. Старые тома художественной литературы, учебники по истории, тактики и научные доклады, — книги в кабинете сильно отличались от тех, что были в библиотеке, они носили в себе более серьёзный, взрослый и рабочий характер. После продолжительного поиска Генрих остановился на совершенно случайной книге: взяв в руки художественное произведение с сильным романтическим уклоном и сев в кресле спиной к двери, он начал читать. Он понадеялся, что Вольфганг оповестит о том, когда выгонит Клару. Проходили часы, солнце меняло своё положение на небосводе — Вольф так и не появлялся. «Возможно, из-за приличия, дал ей некоторое время» — подумал Генрих.
— Проклятье, надо было самому выкинуть её за шкирку, — сказал он вслух через пару минут.
Солнце зашло, офицера никто так и не навестил; начали появляться мысли, что подчиненный бросил свои обязанности считая, что его мнение более верно. Возможно, здесь было замешено не обычное самовольство, а начало настоящего предательства. «Невыполнение приказов не пойдёт на пользу Вольфгангу». Только решив встать с кресла, Генрих услышал за своей спиной скрип дверных петель. Юноша вернулся в положение сидя ожидая, как к нему подойдёт Вольфганг с докладом. Слева от него показалась голова сестры. Офицер повернулся к Анне, — он был удивлён, и стал ждать, что же будет делать его сестра дальше. Немного постояв на месте, девочка скромно обняла брата. Это было неожиданно, но юноша в ответ тоже обнял её.
— Спасибо, что позволил Кларе остаться на ночь, — прозвучал ласковый голос у самого уха.
— Пожалуйста… — ответил её брат, выдавливая эти слова через поток негативных мыслей.
«Чтоб тебя, Вольфганг. Слабак и предатель» — пронеслись мысли. Когда его сестра отошла в сторону, юноша наблюдал как девочка моментально воодушевилась. На её лице снова красовалась маленькая улыбка, но не такая как раньше. Нет, девочка никогда больше не сможет широко улыбаться своему брату, как последнему родному человеку что остался в живых. Анна была готова дать Генриху второй шанс, третий, четвертый, лишь бы они были вместе, — юноша хорошо это знал. Что бы не было у Клары на уме, попытка спастись от гнева былых соседей и друзей или жажда мести за гибель родных, Генрих был ей благодарен за эту маленькую помощь Анне.
Генрих проводил сестру в её спальню. Внутри комнаты он заметил знакомый кинжал в дальнем углу кровати. Похоже, что Анна не прикасалась к нему, чтобы выбросить. Проводя сестру к кровати, Генрих отправился к себе. Лёжа уже в своём ложе, он начал сомневаться в правильности своих поступков и мыслей. Дальнейшие планы и задачи казались просто невозможными: он не знал, что делать. Закинув руки за голову и разглядывая старые узоры на потолке.
Вверху были настолько диковинные и замысловатые узоры, что под игрой света, они будто двигались. Генрих позволил своему воображению играть со световыми явлениями в одну игру: представляя самую критичную ситуацию, он воображал, что с мечом в руке выбегает против целого десятка жителей Фюссена. Взмахами он отсекал руки, ноги, головы; протыкал тела так, будто сражался с воздухом. Стоило ему припасть на колено, посмертно сомкнуть глаза, как он снова возвышался над всеми, холодный, неподвластный, непобедимый.
Только, что может привести к такому исходу, что Генрих останется один против всех… Предательство со стороны собственного отряда? Смерть Анны? Генрих прикидывал, что если у него не останется каких-либо незавершенных целей, то и не будет смысла в месте и дальнейшего нахождения в Норденхайне. Предательство друзей его не пугало — они и так потихоньку косо смотрят ему в спину; гибель Анны, — и как только он мог подумать о таком, — не могла быть настолько обезумевшей, настолько сильной и влиятельной, что офицер мог повести себя необдуманно… по крайней мере сейчас.
Если бы он и ринулся в необычный бой на мечах, то может быть ради маленькой надежды что-то ощутить, будь то азарт, боль, страх или веселье.
За этими мыслями Генрих провёл всю ночь, и даже не обратил внимание, когда закрыл глаз и впал в транс. Солнечный свет, отражаясь, попадал в комнату Генриха. Очнувшись, юноша видел всё те же старые и привлекательные узоры, что были высечены на потолке спальни. Опуская свой взгляд вниз, юноша увидел торчащий из груди кинжал. Перевернув голову на левый бок, затем на правый, Генрих смог получше разглядеть оружие, которым кто-то пытался его убить. Не было никаких ощущений, будто из тела офицера действительно торчит холодное оружие, будто просто рукоять без лезвия шуточно положили сверху «спящего» человека. Только разрезанная рубашка и плоть подтверждали то, что Генриха действительно хотели убить, погрузив клинок на десяток сантиметров в тело. Золотая рукоять с инкрустированными в него драгоценными камнями напоминала кинжал, что офицер совсем недавно дарил сестре. Вытащив застрявшее в мясе и костях оружие, раздались характерные звуки режущей плоти и скрипа железа о ребра, обнажая холодно-чёрный цвет лезвия. На теле осталась небольшая рана, которая не испускала кровь и не думала затягиваться. Теперь на теле юноши красовалась свежая рана, которая пролегала в паре сантиметров от сердца.
В голове Генриха начали всплывать недавние события: горящий дендрарий, гнев Анны, обморок, её состояние после подъёма. «Значит, не такие уж мы и разные» — подумал Генрих, вспоминая собственные убийства. Только он не знал, смог бы сам убить родного человека. Он прекрасно помнил, что планирование зачастую сильно отличается от реализации, и это заставило Генриха сомневаться во всём. С одной стороны, он был рад что его сестра наконец-то подросла, с другой — их уже ничего не связывало. Семейные узы брата и сестры были уничтожены, когда клинок погрузился в грудь спящего юноши.
Несмотря на его новое состояние, он хотел бы узнать от своей сестры то что она думает и чувствует, если она чувствует. Генрих начала
