много лучше: есть корова, поросенок, несколько куриц. В хлебе тоже нет никакой нормы, едим его досыта. Механизаторы сейчас прямо на квартиру к тебе привозят хлеб, лишь бы деньги были. И продавали зерно не особенно дорого.
3 августа 1950 года – день рождения Шуры. Ей исполнилось три года. А отмечать день рождения пришлось с небольшим опозданием, только тогда, когда Аня приехала из г. Катайска.
14 августа на самолете летал в Курган. Вызывали в облвоенкомат за путевкой. Путевку получил в Зубриловский санаторий сроком на два месяца с 20 сентября по 20 ноября 1950 года.
8 сентября 1950 года умерла моя мать. Утром полезла растапливать картофельную яму, там и умерла. Возможно, что она оборвалась с лестницы и убилась. Хватились ее уже днем, когда тело было окоченевшее. Похороны состоялись на второй день.
Через несколько дней после похорон матери я начал собираться в санаторий. Как раз стояла ненастная погода. Машины не шли. До Мехонки я доехал с почтой, далее до Ичкино на тракторе, а там уже на машине. В общем, еле-еле добрались до Шадринска. От Шадринска ехать пришлось долго. Первая пересадка была в г. Свердловске, вторая – в Казани, третья – в Ртищево и самая последняя – станция Вертуновская. От нее уже до санатория ехал автобусом. Пришлось добираться до санатория, вместе с пересадками, целую неделю. Не столько ехал, сколько сидел на вокзалах и ждал транспорта.
Этот санаторий находится в бывшем имении князя Голицына. Место очень хорошее. Корпус санатория – каменное трехэтажное здание. В этом здании находятся и палаты, и лечебные кабинеты, клуб и столовая, красный уголок и баня. Вокруг санатория огромный парк, в котором есть и такие деревья, которым по несколько сот лет. Есть тут дуб Крылова, он огорожен, его охраняют, как исторический памятник. Под этим дубом Иван Андреевич Крылов писал басни. Басня «Свинья под дубом» как раз написана была здесь. Многие отдыхающие любят фотографироваться под этим дубом. Я тоже сфотографировался на пару с одним пареньком. Тут же рядом с корпусом находится белая каменная церковь. А около церкви – несколько могил с мраморными памятниками. Здесь похоронены бывшие хозяева этого имения генерал-лейтенант Голицын, его супруга и их 17-ти летняя дочь. В санатории работает старый-престарый дворник. Вся его долгая жизнь прошла здесь. Еще молодым парнем он был личным кучером и этого генерал-лейтенанта. Он многое что рассказывал, около него всегда собиралось много больных. На краю парка стояла каменная полуразрушенная крепость.
Санаторий работал круглый год. Отдыхало одновременно по 200 человек. В основном это – инвалиды Великой Отечественной войны. Питание было хорошее, кормили 4 раза в день. Кроме того, еще на ночь давали по стакану кефира. Кино показывали через день, бывали и концерты. После обхода врача большинство больных расходились кто куда. Но больше всего ходили на речку в с. Зубриловку. Лечение было назначено мне хорошее. За первый месяц пребывания в санатории я прибавил в весе более чем на 3 килограмма. Домой ехал той же самой дорогой. В Шадринск приехал 16 ноября утром. До Мехонки ехал машиной, а от Мехонки шел пешком. В деревне Спициной пришлось заночевать. На следующий день я был уже дома.
Пока я находился в санатории, из армии демобилизовался брат Лазарь. Демобилизовали его по состоянию здоровья. Живет он у родных его жены. У них уже растет сын Владимир.
Зима 1951 года для меня прошла сравнительно неплохо. Чувствовал я себя хорошо, кое-что уже помогал по хозяйству, но немного.
25 мая 1952 года Аня родила сына. Еще до рождения мы назвали его Владимиром, Баевым Владимиром Клавдиевичем. Семья выровнялась…Сейчас есть и дочь, и сын.
Через две недели отметили день рождения. Здесь погуляли последний раз со своими друзьями Огневыми, Николаем Владимировичем и Дусей. Через несколько дней их провожали. Уезжали они в г.Асбест Свердловской области на постоянное место жительства.
Несколькими днями раньше уехал и Вася Макаров. Его перевели работать в д.Ключи. Огневы и не уехали бы, но их сократили, не укомплектовали на новый учебный год в нашей школе. Не укомплектовали и мою Аню. Огневы уехали к родителям, а вот мы куда поедем? У нас дело хуже.
Нам пришлось жить на мою пенсию. А получал я всего 390 рублей, так как с 1950 года у меня снова была 2-я группа. С 1-ой группы меня снял Орманже, главврач районной больницы. Он был тогда председателем ВТЭК.
Только немножко направились наши дела в материальном отношении, сейчас снова все пошло на убыль. С горем пополам протянули зиму, а к весне у нас кончилась корова. Не могла растелиться. И корова была не застрахована. Пришлось продавать кое-какие вещи, с трудом нажитые. Правда, в конце зимы Аню снова взяли в школу, но все равно уже дела поправить не могли. Ее в школу взяли временно до конца учебного года. Работала она не более двух месяцев.
В последних числах мая 1953 года, после того, как посадили в огород, поехали всей семьей в гости на Спасскую. Можно гостить, ни о чем не заботиться. Хозяйства у нас совершенно никакого нет. Ничего не осталось. Был выводок гусиных цыплят, и тех всех побило градом во время грозы, а гуся утащил волк прямо из ограды. Одно несчастье за другим.
Шуре шел уже шестой год. Она уже хорошо читает и считает, знает много стихотворений. Читает уже не по слогам, совершенно без запинки. А Вове исполнился ровно год. Он уже понемногу начинает ходить. Погостив в Спасской, мы вернулись домой втроем. Вову оставили у бабушки Груни.
3 июня 1953 Аня взяла с собой самые необходимые вещи и уехала в Ильино. Ее туда направили заведовать клубом. Мы остались вдвоем с Шурочкой. Как только Аня устроится там с работой и подыщет квартиру, сразу же приедет за нами. Все свои вещи мы упаковали. Их было немного. Все ушло в один ящик.
15 июня 1953 года за нами приехала Аня. Колхоз только что приобрел машину, и она должна идти в Шатрово, повезет людей на праздник. Я договорился, и нас обещали довезти до Ильино. В этот же день мы были уже на месте.
Не хотелось мне уезжать из Портнягиной, но ничего не могли больше придумать. Надо как-то жить. Ведь у меня двое детей и кроме пенсии нет никаких средств к существованию. Ане надо где-то работать. Пусть даже и избачом. Уезжая из Портнягино, я не терял надежды на то, что вернусь обратно. Ну, год-два, а потом все
