Движение эсминца замедлилось, он снова замер, а потом лег обратно на воду. Словно вздохнула надстройка, струи воды ударили во всех направлениях, и корабль опрокинулся, его киль тяжело повернулся к небу. Раздался еще один, более громкий вздох, вокруг корпуса закружились пенные водовороты, всплыли пузыри воздуха, а потом почти без воронки он исчез в ледяной глубине. Произошел второй короткий взрыв пузырей, но и они скоро пропали, оставив только темную воду.
Это длилось всего девяносто секунд.
Бриттон увидела, что теперь волна несется на них, стремительно расширяясь, но теряя высоту.
— Держись, — прошептал Глинн.
Стоявший продольно к волне, танкер резко поднялся, накренился и легко выпрямился.
Бриттон отпустила руку Глинна и подняла к глазам бинокль, ощутив на лице холод резины. Она с трудом могла осознать, что эсминца больше нет. Ни человека, ни спасательного плота, ни даже подушки или бутылки не появилось на поверхности. «Алмиранте Рамирес» исчез без следа.
Взгляд Глинна был устремлен на остров, и, проследив за ним, она увидела у края плато четыре темных пятна. Четыре человека в гидрокостюмах стояли, подняв соединенные над головой руки. Одна за другой с тихим шипением в море опустились осветительные ракеты. Возвратилась темнота.
Глинн поднял рацию.
— Операция завершена, — сказал он тихо. — Готовьтесь к приему катера.
«Ролвааг»
17 часов 40 минут
Палмер Ллойд обнаружил, что моментально лишился дара речи. Он был настолько уверен в неминуемости близкой смерти, что возможность дышать и стоять здесь, на мостике, воспринималась как чудо. Когда он наконец обрел голос, то спросил Глинна:
— Почему вы мне не сказали?
— Вероятность успеха была слишком мала. Я сам не верил в такую возможность. — Его губы сложились в ироническую улыбку. — Нужно было, чтобы повезло.
В неожиданном эмоциональном порыве Ллойд бросился вперед и схватил Глинна в свои медвежьи объятия.
— Господи, я чувствую себя как приговоренный, получивший помилование. Эли, могу я что-нибудь сделать?
Он плакал и не стеснялся этого.
— Это еще не конец.
Ллойд просто усмехнулся в ответ на напускную скромность этого человека.
Бриттон обратилась к Хоуэллу:
— Мы черпаем бортом?
— Трюмные помпы справляются, капитан. Пока работает аварийная система подачи энергии.
— Сколько это продлится?
— Если отключить все, кроме совершенно необходимого, с аварийным дизелем продержимся больше двадцати пяти часов.
— Потрясающе! — воскликнул Ллойд. — Мы в прекрасной форме. Отремонтируем двигатели и в путь.
Он радостно улыбнулся Глинну, потом Бриттон и несколько приуныл, не понимая, почему они смотрят так мрачно.
— Что-нибудь неладно?
— Мы лишились хода, мистер Ллойд. Нас сносит течением обратно в шторм.
— Потеряли ход?
— Силовая установка разбита.
— Мы же справлялись до сих пор. Хуже-то быть не может. Или может?
Никто не ответил ему на этот вопрос.
Бриттон обратилась к Хоуэллу:
— Состояние систем связи?
— Нет дальней и спутниковой связи.
— Включите сигнал бедствия. Свяжитесь с Южной Георгией на аварийном канале шестнадцать.
Ллойд ощутил озноб.
— А зачем сигнал бедствия? Снова ему никто не ответил.
— Мистер Хоуэлл, уточните состояние поврежденных двигателей.
Спустя минуту Хоуэлл доложил:
— Обе турбины ремонту не подлежат, мэм.
— Подготовиться к возможной эвакуации судна.
Ллойд не мог поверить, что не ослышался.
— О чем вы говорите, черт побери? Разве судно тонет? Здесь мой метеорит. Я не брошу танкер.
Бриттон обратила к нему холодный взгляд зеленых глаз.
— Никто не бросает судно, мистер Ллойд. Мы покинем его только в самом крайнем случае. Возможно, спуск на воду спасательных шлюпок в такой шторм будет не менее самоубийственным решением.
— Ради бога, зачем тогда такая суета? Мы можем переждать шторм и запросить буксир до Фольклендов. Все не так уж скверно.
— Мы потеряли ход и маневренность. Когда нас вынесет в шторм, мы получим ветер восемьдесят узлов, стофутовые волны и течение шесть узлов. Все это вместе будет толкать нас в одном направлении — к проливу Брансфилда. Это Антарктика, мистер Ллойд. Плохи наши дела.
Ллойд был потрясен. Он уже чувствовал, что зыбь начинает раскачивать судно. Порыв ветра ворвался на мостик.
— Слушайте меня, — сказал он тихо. — Мне плевать, что вам придется сделать и как вы это сделаете, но вы не потеряете мой метеорит. Понятно?
Бриттон неприязненно посмотрела на него в упор:
— Мистер Ллойд, сейчас мне совершенно плевать на ваш метеорит. Меня беспокоит только мое судно и команда. Это понятно?
Ллойд повернулся за поддержкой к Глинну. Но Глинн остался безмолвным и совершенно спокойным, сохраняя на лице обычную маску.
— Когда мы можем получить буксир?
— Большинство электроники отказало, но мы пытаемся связаться с Южной Георгией. Все зависит от шторма.
Ллойд нетерпеливо прервал, обращаясь к Глинну:
— Что происходит в танке?
— Гарса усиливает оплетку дополнительной сваркой.
— И сколько времени это займет?
Глинн не ответил. Этого не требовалось. Теперь и Ллойд почувствовал. Движение корабля стало хуже: наводящим ужас водяным валам, казалось, требовалась вечность, чтобы пройти. А на гребне каждого из них «Ролвааг» словно кричал от боли. Это был какой-то приглушенный звук — не то вибрация, не то скрежет.
Это была мертвая рука метеорита.
«Ролвааг»
17 часов 45 минут
Из радиорубки появился Хоуэлл и сообщил Бриттон:
— На связи Южная Георгия, мэм.
— Очень хорошо. Переключите их на громкую связь, пожалуйста.
Ожил громкоговоритель.
— Южная Георгия танкеру «Ролвааг», прием.
Голос был металлическим и тусклым, но Бриттон распознала в нем среди шумов едва заметный акцент родных мест. Она взяла микрофон передатчика.
— Южная Георгия, у нас авария. Мы серьезно повреждены. Без тяги, повторяю, без тяги. Дрейфуем в направлении зюйд-зюйд-ост со скоростью девять узлов.
— Принято, «Ролвааг». Ваши координаты? Какой у вас груз? Балласт или нефть?
