Книга Желание быть городом. Итальянский травелог эпохи Твиттера в шести частях и тридцати пяти городах - Дмитрий Бавильский

Связка из семи древнейших бенедиктинских церквей Болоньи находится совсем близко к центру, в двух шагах от родимого пятна площади с падающими башнями, но оставляет ощущение загородного монастырского комплекса где-нибудь в полях, такая здесь тишина.

Хотя ворота церкви Распятия открыты настежь, зайти может любой желающий (ну и заходят, внутри полно посетителей). Но перед передним собором, принимающим город и его людей на себя, словно бы невидимая четвертая стена, за которой лишь благолепие, душеподъемность и травка, пробивающаяся сквозь булыжники.

Сан-Стефано у меня не было в планах, но друзья настояли – гений места-де проявляется здесь во всей полноте переживания. Пошел проверить.

Я много читал о Сан-Стефано в дневниках католических туристов и представлял, что это прежде всего паломническое место с мощами святых и архитектурными святынями. Оказалось, что это и вправду «атмосферное» место, даже слишком атмосферное, оттого похожее на декорацию к какому-то историческому фильму, такое оно правильное с точки зрения антуража, темных галерей, освещаемых свечами, живописных закутков и тупичков с иконами, спокойного клуатра с полустертыми могильными плитами, вмурованными в стену. Все это, разумеется, кривое, асимметричное и веками разношенное. Конечно, не декорация, но достойное, аутентичное и оттого простое.

Подлинную простоту я очень ценю.

***

Раньше здесь стоял храм Изиды, но позже идеология победившей религии и первый же болонский аббат Петроний, живший в V веке, изменили смысл этого места. По идее Петрония, Сан-Стефано строили копией иерусалимского храма Гроба Господня, соединенного с церковью Святой Троицы (она же – Голгофа, она же – Мортириум) двойной галереей; сейчас, также в подражание иерусалимскому первоисточнику, пространство между ними называется «Портиком Пилата». Далее (в Х веке) построили церковь Святых Виталия и Агриколы, которых перенесли сюда из Милана. А потом строительство вновь прервалось на века. Когда его возобновили, иерусалимские святыни, связанные с жизнью и воскрешением Христа, оказались разрушенными и восстанавливали их уже в ином виде, ибо копировать отныне было нечего, а новый храм Гроба Господня бенедиктинцы копировать не стали.

Ну то есть заходишь с улицы в церковь Распятия, она вроде обычная, но и странная немного – с лестницей, ведущей прямо в алтарь, и пятинефными криптами-молельнями под алтарем (притом что сам храм однонефный, серый и окидывается взором сразу же) с мощами святых. Все они отгорожены стеклом, но туда можно войти. Справа от алтаря тоже рака с мощами, но поверх останков нацеплена маска девочки, поэтому кажется, что в реликварии лежит кукла.

Народ здесь особо не задерживается, сразу же подтягивается к двери слева, за которой таинственный полумрак – тянет-потянет из церковного комплекса,  – мгновенно попадая в восьмиугольный каменный барабан храма Гроба Господня, внутри которого за 12 колоннами стоит копия или, точнее, болонская вариация на тему Кувуклии (современный иерусалимский вариант все хорошо знают хотя бы по репортажам о схождении Благодатного огня под Пасху). Долгое время место, изображающее гроб Христа, хранило мощи святого Петрония, пока их не перенесли в Сан-Петронио, куда я наведывался, считай, неделю назад.

Отсюда можно пройти в трехнефную базилику Святых Виталия и Агриколы (она, совсем уже небольшая, существовала еще в 393 году, а теперь совершенно пустая, торжественная и опустошенная, как амбар поздней весной) и из нее выйти в небольшой садик, а можно мимо единственной черной колонны (оставшейся, как считают, от храма Изиды, а по другой версии, возле нее бичевали Христа) завернуть во Дворик Пилата, окруженный древними коридорами с остатками фресок и захоронений.

Отсюда можно пройти в церковь Святой Троицы (вход прямо напротив Чаши Пилата), а можно пойти в церковь Подвязки с магазином, небольшим музеем (фрески, картины, иконы, реликварии, одеяния) и выходом во второй внутренний дворик.

Коллекция небольшая, собранная из случайных предметов разной степени тяжести и ценности, но практически все артефакты весьма древние. То есть ветхие.

Церковь Святой Троицы тоже должна была копировать иерусалимский прообраз, но пока ее строили, от оригинала ничего не осталось, поэтому болонскую Голгофу так и не достроили; теперь это пять нефов всего в два пролета – долгострой из XVIII века. Но именно здесь, в одном из закутков выставляют эффектные (чуть ли не самые древние из дошедших) ясли – раскрашенные деревянные фигуры Мастера распятия 1291 года практически в человеческий рост.

Все эти не слишком высокие, почти приземистые, к сырой земле невольно припадая, церкви и коридоры, плавно переходящие друг в друга, раскрываются постепенно, будто бы старинную книгу перелистываешь – что в ней написано, не очень понятно, но можно бескорыстно любоваться бесхитростными заманухами монастыря, интересного своей неформатностью.

Архитектура здесь доканоническая (несмотря на все перестройки и реставрации позапрошлого века, пытавшиеся вставить монастырю все вывихнутые суставы, чтобы «как положено» было), кладка и украшения грубые, но не примитивные, скульптуры и детали стертые и обветрившиеся, продуваемые сквозняками – так как все неоштукатурено и «грубой вязки», кажется, что эта пустота и есть результат воздействий ветров и нелетной погоды. А просто она слишком древняя и давным-давно цели свои пережившая, вот и зияет отсутствием мяса, одна кожа да кости.