– Коней я пока не видел, – ответил Кальдер. – Но поскольку это Вайоминг, я готов держать пари, что «кольты» у них имеются. И само собой, усы.
– Копа без усов быть просто не может, – заметил Штал.
– Между прочим, сержант, с которым я общался, похоже, свое дело знает.
– Ему придется использовать свои способности на всю катушку, – ответил Штал, – поскольку за нами стоит конгресс США в лице комиссии по ценным бумагам, помощник окружного прокурора и ФБР. Для полного счастья нам не хватает лишь знаменитого бомбиста, являющегося по совместительству братом Тарека. Одним словом, вечеринка будет что надо. Да, кстати, когда прибывает твой парень… как его… Перумаль?
– По расписанию его самолет должен приземлиться через два часа, – ответил Кальдер.
Несмотря на все опасения Сэнди, Перумаль был рад выступить в роли ключевого свидетеля, чтобы заставить Мартеля признать свою вину. В то же время индус требовал, чтобы ему была предоставлена судебная неприкосновенность. Его преступление состояло в том, что он вынудил людей шерифа зря потратить их драгоценное время на поиски его тела. Надо сказать, что реализация этого условия потребовала довольно серьезных усилий.
– Кто будет присутствовать на встрече с Мартелем? – поинтересовался Кальдер.
– Вначале я, Тарек и Арни Робач. Мы сообщим ему печальную новость, что денег у нас нет и у фонда «Артсдален», увы, тоже. Затем на сцену выйдете вы с Перумалем, детектив местного шерифа и парень, делегированный окружным прокурором Нью-Йорка. Затем мы забираем его бизнес. Есть надежда, что Мартель сломается и все расскажет. Как только он представит нам своих трейдеров, мы сможем стабилизировать положение. Трейдеры, поняв ситуацию, наверняка пойдут на сотрудничество.
– Что слышно из Лондона?
– Завалы там разбирает Саймон Бибби. Судя по имеющейся у меня информации, в этом ему очень помогает Карр-Джонс.
– Кто бы сомневался… – пробормотал Кальдер.
– Новая переоценка показала, что фонд «Тетон» теряет на облигациях «ДЖАСТИС» шестьсот миллионов долларов. Это означает, что Мартелю для покрытия долга потребуется триста шестьдесят восемь миллионов. Мы уже направили ему соответствующее требование.
– Как ведут себя другие брокеры? – спросил Кальдер.
– Никакого давления с их стороны мы пока не замечаем, – ответил Тарек. – Полагаем, что в результате недавнего роста на рынке Японии потери фонда «Тетон» повсюду сократятся и у брокеров высвободятся кое-какие средства.
– Судя по всему, пока никто не испугался, – заметил Штал и, фыркнув, добавил: – По крайней мере до тех пор, пока я не нагоню на них страх.
– И когда вы собираетесь это сделать? – поинтересовался Кальдер.
– Как только мы прибудем на место, я сделаю несколько звонков. Отель должен подготовить для нас конференц-зал.
– Коль скоро речь зашла об отеле, то мы уже почти на месте.
Он пересекли город, свернули с главной улицы и проехали к «Арманьяни» – самому дорогому отелю Джексон-Холла.
Штал непрерывно пыхтел сигарой, и салон «бронко» был наполнен густым дымом.
– А что касается моего брата… – заговорил Тарек.
– Я же тебе сказал – забудь. Мой младший брат, когда ему было семнадцать, угодил в кутузку за рэкет. Я не шучу. Ты не можешь отвечать за всю семью, поэтому перестань дрожать.
Кальдер провел «бронко» через строй охраняющих вход в отель серых полноприводных «лексусов». Угнездившееся на склоне холма сложенное из камня и необхватных бревен здание производило сильное впечатление.
– Отсюда открывается потрясающий вид на горы, – сказал Кальдер.
Штал огляделся по сторонам и, не увидев ничего, кроме стены падающего с неба снега, сказал:
– Аж дух захватывает. Сейчас я заскочу в номер, потом мы встретимся внизу и взглянем, что они для нас приготовили.
Кальдер и Тарек остались ждать Штала в холле – большом зале с покрытыми дубовыми панелями стенами, деревянными с кожей креслами, квадратными гранитными столиками и двумя огромными, гудящими огнем каминами. В зале без всякого порядка были разбросаны артефакты явно индейского происхождения: каноэ, снегоступы, копья. Все это призвано было создать впечатление, что всего каких-то пару дней назад здесь побывали индейцы племени сиу. Снаружи, за стеклянными дверями, поблескивала вода плавательного бассейна с бортиками из камня. Над водой клубился пар. По лобби прошествовала семья в банных халатах: сравнительно молодой банкир в бифокальных очках, его блондинка-супруга и пара маленьких рыжеволосых девчушек. Семейство торопилось на свидание с холодным снегом и теплой водой.
– Прости меня, Зеро, – сказал Тарек.
– За что?
– Ты знаешь, за что. За все. За то, что я не поддержал тебя в истории с Джен. За то, что ты был вынужден уйти из «Блумфилд-Вайс», а я за тебя не сражался. За то, что не прислушался к твоим словам о Перумале.
Кальдер в ответ лишь пожал плечами.
– Я восхищаюсь тобой, – продолжал Тарек, – ты добровольно отказался от ожидавшей тебя в нашем банке блестящей карьеры. Отказался от тех миллионов, которые мог бы там сделать.
– Уверяю тебя, это было вовсе не так трудно.
– Поверь, – остановил его Тарек. – Я знаю, что говорю. Таким честолюбивым людям, как ты или я, очень трудно решиться на подобный шаг.
Кальдер внимательно посмотрел на друга.
– Я вижу, твои дела в банке идут отлично.
– Возможно, – в свою очередь, пожал плечами Тарек. – Иногда я задаю себе вопрос – хочу ли я этого?
– А что с твоим братом?
– Точно не знаю. Я не видел Омара много лет. Он всегда был дик и несдержан. Одним словом, парень связался с какими-то безумцами.
– И Карр-Джонс об этом узнал?
– И грозил, что все расскажет Сидни, – с печальной улыбкой ответил Тарек. – Похоже, он это сделал.
– Мерзавец, – пробормотал Кальдер.
В одном из серых «лексусов» прибыли помощники Штала и тут же приступили к подготовке конференции.
– Знаешь, а я ведь уже встречался с Мартелем, – сказал Тарек.
– Неужели?
– Да. Фредди Лангхаузер пытался уговорить мое семейство вложить деньги в фонд «Тетон». Отец пылал энтузиазмом. Ему нравилась вся эта чушь о «человеке, который обрушил евро». По счастью, он попросил меня помочь ему копнуть глубже. Несколько недель назад мы встретились с Мартелем в Женеве. Мне сразу стало ясно, что он не контролирует сделку, хотя он ничем не показал, что может очутиться в дыре. Поэтому я не удивился, когда узнал, что фонд лопнул.
– И твой отец не стал вкладывать деньги?
– Ни за что. Я очень жестко на него надавил, и он меня послушался.
– Сидни об этом известно?
