— Ваше будущее, — сказала Ли.
Теперь она продолжала атаковать.
— Теперь ты расслабилась. Почиваешь на лаврах. Понимаешь, что Джим надышаться на тебя не может, и решила поиграть в давнюю свою прихоть под видом самозабвенной работы над шедевром.
— Ли, прошу тебя больше ничего не говорить.
— Потому что я права?
— Каждый судит по себе, — сказала я.
Поставив поднос с чаем на консоль в холле, я посмотрела в зеркало. Надо успокоиться. Я сдержала слезы возмущения и протеста. Линда ничего не понимает. Не видит. Как многие. Почти как все. «Вы смотрите, но не наблюдаете». Да, жизнь Тима Тарлтона была не той невесомо легкой, какой она многими представляется на вершине успеха, на Олимпе мастерства, на пике востребованности. Там было много глубинных чувств и событий, скрытых под его почти тощей, временами измученной, но закаленной тяжелой физической и немыслимой душевной работой, оболочкой. Это было глубокое, тонкое в восприятии мира, мощное и одновременно беззащитное существо. А что касается его отношений — никто никогда не видел его в паре. Это правда. Но я знала, как и те, кто особенно внимательно приглядывались к его жизни, волновались и переживали за него, что была женщина, имя которой трудно было произнести правильно. Что это было? Платонический роман наподобие отношений Бернарда Шоу и Стеллы Патрик Кемпбел или реальные связи. Создавалось впечатление, что она то появлялась, то исчезала. Ее присутствие или отсутствие мог заметить только самый чуткий и любящий взгляд. Помню, как однажды осенью выражение его глаз изменилось. Серия концертов Моцарта завершилась, и по фотографиям было видно, что он счастлив. Потом была пауза приблизительно в месяц. Он репетировал программу старинной музыки. Кто-то улучил момент и сделал снимки. Я смотрела на них и сердце у меня обрывалось. Что-то не так. Что-то случилось. Я поражалась, как люди близоруки, читая восторженные комментарии его поклонников к этим фотографиям. «Да как вы не видите! хотелось закричать мне. — Ему очень плохо». Он был ранен, подорван, покинут. Я долго видела боль в его глазах.
На удивление приветливо отреагировала на мою идею Энн. Она еще до моего знакомства с Джимом работала с ним в театре как звукооператор.
— Тим Тарлтон? Очень хорошо! Ты ведь давно его любишь.
— Я… я понимаю его.
— Я об этом и говорю.
В отличие от Линды со стороны Энн не было ни удивления, ни настороженности.
— По-моему, он согласится.
— Почему ты так уверена?
— Да потому, что ты с ним одного поля ягода.
Это был сюрприз. Один из самых приятных для меня.
— Знаешь, — продолжила Энн, — говорят, если люди похожи даже физически, у них много общего и в характерах. А если так, то музыку вам должен написать человек, похожий на вас. Вы с Джимом похожи. Но с Тимом у тебя сходства больше.
— Хочешь сказать, что мы одной породы?
— Да, одной породы. Я же говорю, внешняя схожесть тянет за собой и внутреннюю. Даже у таких сложных натур, как вы. В вас, конечно, можно заблудиться, как в пещерах, но там красиво. Правда, ты стала приветливее в последнее время, но это заслуга Джима. Тиму, видимо, так не повезло, — Энн улыбнулась. — Давайте, попробуем, а вдруг получится. Для «Перспективы» нужна особая музыка…
«Я хочу, чтобы ему повезло», — подумала я.
Глава V
— И все-таки я знаю…
— Что ты знаешь?
— Как любят женщины[208].
Мужской голос произнес в этой короткой записи всего одну фразу, когда на экране слева появились и растаяли слова героини «Двенадцатой ночи». Далее вступали первые аккорды — аллегретто Седьмой симфонии Бетховена. Под мерный, терпеливый, нарастающий мотив в течение четырех минут то слева, то справа возникало в профиль и оборачивалось на зрителя лицо Виолы. Появляясь в левой части экрана, на зрителей смотрела женщина в мужском костюме, похожем на тот, что можно увидеть на графтонском портрете Шекспира, с белым воротником и в черном бархатном колете. В следующем фрагменте — справа, из мягких приглушенных тонов фона проявлялось мужское лицо, почти зеркально схожее с первым. Когда этот трейлер предстоящего спектакля опубликовали не только на сайте театра «Серебряный меридиан», но и на общедоступном видеоресурсе, в одном из комментариев зритель воскликнул «За филигранную работу — все премии мира гримеру».
Он и она поочередно говорили:
«УДИВИТЕЛЬНО
Дед, который не знал о твоем появлении на свет. И другой твой дед, знавший о тебе только то, что ты появилась на свет.
Отец, который, кажется, ровно вдвое моложе тебя самой. Отец — ребенок. Ты поняла это впервые в детстве. Ты это чувствуешь до сих пор.
НЕПОСТИЖИМО
Друг, который никогда не станет больше, чем друг. Он всегда будет тебе дороже тебя самой. Он лучше тебя. Поэтому для тебя он больше, чем друг, но не знает об этом. Друг, которым умеет слышать. Друг, глаза которого обладают странным свойством, — среди всех людей, они видят лишь одного человека — его жену.
НЕОБЪЯСНИМО
Брат, которого ты знаешь как себя. Понимаешь его с полуслова. Слышишь его без слов. Он так похож на тебя, что в детстве вас едва могли различить. Вас «вылепили из одного куска глины» и, кажется, дали вам одно сердце на двоих. Он родился с тобой в один час, В этот час, родившись мужчиной, он получил, право быть одаренным. Быть непоседливым. Бесстрашным. Быть собой.
НЕВЫРАЗИМО
Сын, который тянется к тебе в надежде, что ты защитишь его. Он ждет, чтобы ты улыбнулась. Он появился на свет, потому что ты появилась на свет, вправе быть собой.
НЕОБЪЯТНО
Муж, который увидел тебя такой, какая ты есть. Который шел к тебе долго, словно сотни лет назад его корабль попал в шторм и, став то ли кораблем, то ли судьбой, двигался в хаосе, ведомый надеждой прийти домой. Рядом с ним ты можешь быть такой, какая ты есть. Быть одаренной, Непоседливой. Бесстрашной. Быть собой».
— Умница! Умница! — прошептал Джим, но все его слышали.
Анонс к спектаклю «Метаморфозы» просматривали Джим, Виола, Тим, Энн и Мартин, присоединившийся в качестве их самого горячего поклонника.
— Ой — «умница, умница!», — наморщив нос, передразнил он.
— Не тонкий ты человек, Маф! — отозвался Джим.
— Где уж нам уж!
— Придется переписать, — сказал Тим.
Он стоял за спинами друзей, больше прислушиваясь, чем присматриваясь.
— Да, — сказал Джим, — мы сделали это в стиле «Флори Филд», я сейчас это ясно вижу. Неплохо, но слишком сдержанно и приглушенно. И музыкальная тема должна быть убедительнее.
