Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
Она не слышала, как кто-то крадется за ней по разоренной роще, стараясь не наступать на обломки каменных деревьев.
Когда Неверфелл поднялась на галерею, вокруг зародилось слабое свечение. Она стояла на длинном металлическом балконе, который крепился к стене примерно в двух метрах от свода пещеры. На потолке и верхней части стены росли самые большие светильники-ловушки, какие Неверфелл доводилось видеть. Одна была почти трехметровой, в неверном свете Неверфелл различала бледные круги и медового цвета пятна на стебле. Неудивительно, что фальшивые небеса над рощей сияли так ярко. Неудивительно и то, сколько стараний приходилось прикладывать Глиняным девочкам, чтобы ловушки работали в полную силу.
Во сне обезьяна привела Неверфелл к потайной двери. Теперь смутное воспоминание блуждающим огоньком указывало ей путь. Неверфелл осторожно обошла большую ловушку, та заворчала и приоткрыла пасть, словно дикий зверь, которому снится охота, потом снова ее закрыла. Неверфелл провела пальцами по стене, выложенной гладкой плиткой, и отыскала спрятанную ручку. Потайная дверь отворилась.
«Когда я зашла в эту комнату в прошлый раз, то чуть не лишилась рассудка. Зуэль пришлось меня держать».
Она покрепче сжала светильник и шагнула через порог.
В маленькой комнате ее тут же окружили сотни лиц. Одни были вылеплены из глины, другие отлиты из гипса, но по большей части там хранились карандашные зарисовки и наброски, сделанные углем. Неверфелл с первого взгляда поняла, что все лица принадлежат одной женщине – и все они повторяют выражения Трагического набора.
Самым большим потрясением для нее стало то, что этой женщиной не была мадам Аппелин. Ее кожу покрывали веснушки, а волосы были длинные, с рыжеватым отливом. Тонкие черты лица поражали своей выразительностью. Присмотревшись, Неверфелл поняла, что рисунки развешены в определенном порядке. На эскизах слева от двери женщина выглядела довольно худой, но чем дальше, тем более изможденной она становилась. Глаза Неверфелл лихорадочно метались по комнате, наблюдая ее умирание. Справа от двери, как финал печальной истории, белела посмертная маска с ввалившимися щеками и замершими навсегда губами.
В противоположной стене имелась еще одна дверь, но все внимание Неверфелл приковала к себе расположенная над ней роспись темперой и пастелью. Женщину наконец изобразили в полный рост, так что стали видны кандалы на ногах. Кто-то вырывал у нее из рук рыжеволосого ребенка. Лица обоих были мучительно искажены, и неизвестный художник запечатлел их боль во всех подробностях.
На полу у ног Неверфелл валялась разбитая маска. Приглядевшись к осколкам, Неверфелл поняла, что это было лицо ребенка, охваченного горем и яростью такой силы, что маска, казалось, вот-вот закричит. Чем дольше Неверфелл на нее смотрела, тем сильнее ныли давно сошедшие синяки на руках.
Маски задрожали, и Неверфелл поняла, что это дрожит светильник-ловушка. А потом услышала сзади едва различимый шорох – будто перышко упало на мрамор – и обернулась.
В комнате все-таки было лицо мадам Аппелин – между Неверфелл и выходом на галерею. И лицо это было не из глины или гипса, а самое что ни на есть живое.
Неверфелл резко отшатнулась, и шило, зажатое в руке мадам Аппелин, лишь на несколько сантиметров разминулось с ее головой.
– Вы не моя мать, – задыхаясь, проговорила Неверфелл. – Вот моя мать! – Она махнула рукой на десятки изображений рыжеволосой женщины. – И вы убили ее!
– Она уже была больна, когда пришла сюда. – Мадам Аппелин нацепила едва ли не самое ласковое Лицо из Трагического набора, но теперь, когда Неверфелл видела оригинал, смотреть на подделку было особенно больно. – Я всего лишь позволила ей умереть.
– Но почему? – вырвалось у Неверфелл. – Только ради того, чтобы вы могли спокойно зарисовать ее мучения и использовать их для Лиц?
– Только? Ты сказала только? Возможно, самое полезное, что она сделала в своей жизни, – это умерла перед моим альбомом. До Трагического набора Лица были лакированными масками. Я превратила их создание в искусство!
Когда мадам Аппелин произнесла эти слова, что-то внутри у Неверфелл надломилось. Она яростно вскрикнула и бросилась на создательницу Лиц, намереваясь поразить ее острой щепкой… но в последний миг собственная рука будто воспротивилась решению Неверфелл. Она знала, что мадам Аппелин – враг, холодный и расчетливый, но ее Лицо было лицом рыжеволосой женщины с рисунка, родной матери Неверфелл. Она не могла ударить это Лицо, о чем мадам Аппелин прекрасно знала.
– А вот от тебя не было никакого проку, – прошипела она, и голос ее сочился ядом. – Все идеально совпало. Максим Чилдерсин хотел прорыть секретную шахту к поверхности, до которой он мог бы добраться через Перекрут за своим домом. Ему нужна была помощь кого-нибудь из Трущоб. Мои туннели были расположены в идеальном месте, так что он обратился ко мне. И я назвала свою цену. Мне нужна была женщина из верхнего мира с очень выразительным лицом, на котором я могла бы вызывать яркие эмоции по своему усмотрению. Предпочтительно с зелеными глазами, чтобы ее Лица в первую очередь подходили мне. Одна женщина из верхнего мира.
Агенты Чилдерсина нашли идеальный экземпляр. Они сказали этой женщине, что масла Каверны смогут излечить ее болезнь, и она заплатила им, чтобы тайком попасть в город. Но она отказалась бросать своего ребенка. И потому в шахту спустилась с тобой на руках.
– Вы ненавидите меня. – Неверфелл никак не могла понять, чем вызвана ледяная едкость в голосе мадам Аппелин.
– Я всегда тебя ненавидела. С той самой секунды, как впервые увидела твое лицо… Впрочем, я нашла тебе применение. Твоя мать демонстрировала самые яркие эмоции, когда тебя у нее забирали. Но ты… В твоем лице было столько злости, столько непримиримости! У меня кровь стыла в жилах, когда я смотрела на тебя. Нет, дети не должны так выглядеть.
Давно утраченные фрагменты памяти возвращались на свои места. Видение, воскрешенное Вином Чилдерсинов, снова явилось Неверфелл, только теперь оно было исполнено кристальной ясности.
Это повторялось каждый день. Полчаса в объятиях матери – так тепло, так безопасно и так недолго. Минутная стрелка молча возвещает о наступлении нулевого часа, и сильные руки уносят ее прочь. Она кричит, срывая голос, цепляется за любимую руку, но ее в который раз отрывают от мамы и бросают в кладовку…
– Ваша кровь всегда была холодной, – произнесла Неверфелл. Губы не слушались ее.
– У меня есть чувства! – возразила мадам Аппелин. – Вот только ты плевать на них хотела. После смерти матери твое лицо стало шипом, который без конца ранил меня. И я попросила у Чилдерсина Вино, чтобы стереть твои воспоминания. Я кормила тебя самыми дорогими деликатесами, чтобы запечатлеть реакцию, купила десятки платьев, чтобы обрамить твое лицо, но все это время чувствовала, что твоя мстительная сущность никуда не делась. Вино лишь усыпило ее. И она затаилась. А потом ты просто исчезла, как будто тебя и не было. Проклятый Клептомансер!
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
