Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
А как на деле осуществлялась «федеральная вертикаль» по парламентской линии? Каждая республика имела разнарядку из отдела оргпартработы ЦК КПСС на замещение работниками из Москвы целого ряда мест кандидатов от республик в депутаты Верховного Совета СССР (считай, депутатов, так как назначение кандидатов было идентично выборам в депутаты, которые происходили чисто формально). Когда, например, решили, что директор Института мировой экономики и международных отношений Академии наук должен стать депутатом Верховного Совета СССР, то меня выбрали от Киргизии. Вполне понятно, что альтернативных кандидатур не было.
Закономерно, что «в парад суверенитетов» начала втягиваться и Россия. Настроения в пользу самостоятельности, против растворения в Союзе подпитывались стремлением консолидироваться на своей территории под руководством своих собственных управленческих структур. В немалой степени сказывалось и недовольство тем, что Россия оставалась донором в то время, когда приходили к экономическому запустению, упадку огромные ее территории – Нечерноземье, Зауралье, Дальний Восток.
Помню обсуждение этих вопросов в политбюро.
В первую очередь звучала тревога по поводу того, что обособление России приведет к ослаблению, а возможно, и сломает тот «российский стержень», на котором держался Советский Союз. Это была реальная угроза. Но реальными были и те настроения, которые, подстегиваемые «суверенизацией» национальных республик, небывало быстро распространялись в РСФСР. Одним из центральных стал вопрос о создании компартии России. Все союзные республики, кроме РСФСР, хоть формально, имели свои компартии, входящие в КПСС. Россия была лишена этого, так как союзные партийные руководители всегда опасались – и не без основания – создания российского партийного центра, который, несомненно, мог бы выступать на равных или вообще отодвинуть ЦК КПСС на второй план.
В советское время одним из страшных партийных обвинений стало создание в РСФСР именно такого параллельного с ЦК КПСС центра. Такое обвинение было предъявлено фигурантам сфабрикованного в 1949–1950 годах «ленинградского дела» – партийным и советским руководителям Ленинграда. До этого подобное обвинение было связано с судебным процессом над Зиновьевым и Каменевым. В прошлом такие обвинения были лживыми, а на этот раз движение в пользу создания компартии Российской Федерации стало реальностью – оно на глазах ширилось и начало приобретать организационные формы. Что было делать в таких условиях? Противодействовать этому и бесполезно, и контрпродуктивно. На заседании политбюро значительная часть его членов, кандидатов и секретарей ЦК, в том числе и я (об этом позже писал избранный первым секретарем ЦК Компартии Российской Федерации И. К. Полозков), выступили за то, чтобы официально поддержать эту идею. Были и те, кто с этим не согласился, но линия на поддержку создания КП РФ победила. Политбюро ЦК не пошло против воли значительной части партийных масс, но объективно это усилило центробежные тенденции в Советском Союзе. Однако иного решения на тот период попросту не было.
В это время возник другой российский центр – во главе с Б. Н. Ельциным, который нацелился на приход к власти через суверенитет России сначала в рамках становящегося все более аморфным СССР, а потом уже без Советского Союза. Ельцин выиграл борьбу за Верховный Совет РСФСР, а затем стал первым президентом России. 12 июля 1990 года Первый съезд народных депутатов РСФСР принял Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, в которой был утвержден приоритет законов Российской Федерации над законами Советского Союза.
С этого момента, с учетом истинного места России в экономике и политике СССР, можно было реально говорить о двоецентрии в стране. Могу привести такой пример. После возвращения из Фороса в ночь на 22 августа 1991 года прямо на аэродроме Горбачев назвал нескольких человек, в том числе и меня, сказав, что ждет нас в Кремле в девять утра. Срочно собравшись, мы были вовлечены в обсуждение тех лиц, которые должны были занять высшие посты в первую очередь в Министерстве обороны и Комитете государственной безопасности. Выбор пал на начальника Генерального штаба Вооруженных сил СССР М. А. Моисеева и заместителя председателя КГБ Л. В. Шебаршина. Ни тот ни другой не были связаны с ГКЧП и не принимали участия в конфронтации Горбачев – Ельцин. Шебаршин руководил разведкой и славился своими глубокими знаниями, опытом, умом. В общем, кандидатуры были подходящими, и Горбачев их утвердил. Но, как выяснилось, только на одни сутки, так как Ельцин, не имея, казалось бы, для этого никаких полномочий, назначил других. Горбачев согласился.
Личные отношения Горбачева и Ельцина, слегка сглаженные отдельными «доверительными контактами», оказывали все более негативное влияние. Неприязнь подогревалась влиятельными людьми из их окружения.
И все это развивалось на фоне сокращающейся роли партии как силы, сплачивающей Советский Союз в единое целое. Смею утверждать, что КПСС могла бы играть такую роль и после отмены 14 марта 1990 года 6-й статьи Конституции СССР, которая гласила: «Руководящей и направляющей силой советского общества, ядром его политической системы, государственных и общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза». Однако непременным условием сохранения КПСС как механизма, обеспечивающего единство Советского Союза, была демократизация самой партии. Такая демократизация могла бы открыть путь к плюрализму мнений и к многопартийной системе.
КПСС при демократизации могла бы остаться основной силой на многопартийном поле, охватывающем пространство Союза. Для этого были серьезные основания. Во время перестройки требование демократизации КПСС фигурировало в партийных документах, в частности, в резолюции XIX партконференции. Но для осуществления этого не на словах, а на деле нужно было разжать тиски, в которых находилась основная масса членов партии, решительно ликвидировать существовавшую десятилетиями систему, опиравшуюся на всесилие партийного аппарата, трактовку партийной дисциплины как запрет на высказывание идей, не «освященных» в партийных документах или лидерами партии.
Главной силой, сдерживающей демократизацию партии, был партаппарат, который при Сталине на практике стоял выше, чем избранные парторганы. Прекрасный знаток партийной жизни Л. А. Оников, проработавший в ЦК партии более 30 лет, рассказывал, что избранных членов парторганов подчас не знакомили с секретными документами, в то время как они оказывались доступными аппаратчикам. Такое верховенство партаппарата складывалось не только в райкомах, горкомах, обкомах партии, но затрагивало и членов Центрального комитета. Когда, например, главный редактор «Правды» А. М. Румянцев направил в ЦК проект своей статьи, посвященной Дню печати (по уставу, как член ЦК, имел несомненное право на публикацию в органе Центрального комитета, каким была «Правда»), он получил в ответ фельдсвязью серьезную смысловую правку от помощника генерального секретаря ЦК. Румянцев снял статью, стоявшую уже на полосе, и написал по этому поводу гневное письмо в ЦК. Вскоре он был переведен из «Правды» в Академию наук. Отдел оргпартработы ЦК уже во время перестройки пытался навязать мне, члену ЦК, список для выдвижения руководителей комитетов Верховного Совета СССР (я тогда был председателем Совета Союза Верховного Совета). Такова была практика.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 131
