Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
Тебе бы быть среди них, следить за красавицами, выбирать ту, пред которой бросишь ты, сын Сунаккахко, праздничный плащ из перьев цапли…
…вот дети бегают, пугая друг друга.
И сотворенный из телячьих шкур змей ползет по улицам. Пасть его изрыгает клубы разноцветного дыма, а глаза блестят, не то от слез непролитых, не то…
Кохэн стряхнул наваждение.
Праздник.
Всего-навсего праздник. И он здесь лишний… наверное. Он бы обошел толпу, да было поздно. Захватила, закружила, понесла рекой и, вынеся к подножию великой пирамиды, швырнула.
Правильно.
Лучше сразу.
Кохэн устоял.
Обернулся и змею пальцем погрозил. Почему бы и нет? Тому, кто принес свое сердце, многое позволено.
Кохэн поднимался неспешно. Сто тринадцать ступеней — и вершина, где Кохэна уже ждут.
Священный камень.
Жрец.
И боль… много боли, которую он принесет богам, хотя им и не нужно.
Он остановился наверху среди четырех костров, в которых рождались столпы белого дыма. Он снял полосатую тюремную одежду, которую швырнул вниз, и сказал:
— Слушайте, люди…
И голос его был подобен грому. Смолкли барабаны. Стихли дудки, только струны упрямо продолжали звенеть, а может, это лишь чудилось Кохэну.
— Я принес весть…
На плечо легла рука, которая была горяча, как само солнце.
— …боги вернулись.
Эта рука наливалась гранитной тяжестью, и на колени бы рухнуть, но Кохэн стоял. Ему нужно было сказать, пока он еще способен говорить.
— И был заключен новый договор, — Кохэн коснулся груди, он видел себя со стороны.
Жалкий?
Немного. Грязный. И чужой. Со спутанными волосами — в тюрьме было некому переплести косы, а охрана и вовсе расческу отняла. С запахом чуждого мира, достойный лишь жертвы, да и то вымученной, он все же стоял. И говорил.
Его слушали.
Как не слушать того, кто пробил рукой грудь, а из груди вытащил сердце, прозрачное, что вода в колодцах Атцлана? Как не услышать его, чья кровь омыла камни великой пирамиды. И бурые, темные, они вдруг посветлели.
— …им не нужны сердца, им не нужны жертвы… — Кохэн держал каменное сердце. А рука на плече перестала давить, превратившись в опору. Правильно. Одному на вершине тяжело. — Им нужно… чтобы вы жили… просто жили…
— Дети, — раздался сзади такой знакомый голос. — Все еще дети…
— Всегда дети, — ответили ему со смешком.
И теплый воздух окутал Кохэна, вновь исцеляя, а камень… камень стал светом.
Разве не чудо?
Когда свет иссяк — а ни одно чудо не может длиться вечно, — Кохэн обернулся. Дед стоял. Дед плакал. И слезы терялись в морщинах и шрамах его лица.
— Не стоит, — Кохэн удержал того, кто готов был склониться перед ним. — Я вернулся… скажи, что я вернулся домой.
…а небеса над священным Атцланом полыхнули радугой.
Эпилог
Крылатый Змей летал над морем.
Тельма смотрела.
Змей был прекрасен. И ветер с восторгом гладил перья на могучем теле его, перебирал струны прозрачных крыльев, сочиняя для моря очередную колыбельную.
— Я буду ревновать, — Мэйнфорд появился, как обычно, из ниоткуда. И набросил на плечи плетеную шаль, невесомую, но теплую.
— К богу?
— Почему нет? — он обнял, и на душе стало совсем спокойно.
…третий месяц.
…и море лечит. Море почти излечило, а может быть, излечило совсем. Но Тельме не хочется проверять. Она не видит снов ни про подземелья, ни про мальчика с белыми волосами и ножом в руке… она не слышит голосов в голове и не желает расставаться с жизнью.
Она учится вязать.
И еще играет в древние шахматы, к которым и прикасаться страшно. Она перебирает сокровища — а в местных подвалах таятся бесценные клады, читает…
Отдыхает.
Любуется морем.
И кажется, она счастлива.
— Я ведь лучше? — Мэйнфорд — это неотъемлемое условие счастья, без которого ни сундуки, ни море, ни Змей не имеют значения.
Но разве можно просто взять и сказать?
— У тебя перьев нет.
— А если отрастим?
Они со Зверем успели сродниться. И наверное, так правильно, хотя все равно их чаще двое, чем один, но Тельма привыкла.
Привыкнуть, как оказалось, можно ко многому…
Но он ведь не просто так появился.
— Опять звонили? — странно это, знать о ком-то, если не все, то многое. Предугадывать. Слышать даже то, что не сказано.
Но Тельма привыкла.
И он тоже.
Дар это? Проклятье? Сложно понять, но… есть так, как есть. И ей, пожалуй, нравится.
— Да.
— Хотят, чтобы вернулся?
Мэйнфорд потерся колючим подбородком о шею. Вот же… знает, что это Тельму злит, и нарочно… Зверь вон мурлычет, ласки ему… или над морем полетать, пока ветра спокойны.
Пускай.
Тельма притворится, что совсем не волнуется. Она и не волнуется. Крылья у Зверя, конечно, не из радуги, но так даже лучше. Надежней. Эти перепонки не каждый клинок возьмет, а радуга… она для богов.
— Да. Предлагают должность начальника полиции… города…
— А ты?
Он вздохнул.
В замке ему было не то чтобы тоскливо, скорее уж оба понимали: не выйдет прятаться до конца жизни. И если так…
— Давай попробуем, — Тельма тихонько сжала руку. — Только я с тобой.
— Нет.
— Да, — она улыбнулась. Забавно. И все еще непривычно, когда за тебя беспокоятся. — Согласна на должность личного помощника… будешь присматривать… контролировать…
…а там, если все пойдет нормально, если не вернутся сны и голоса, она и в полную силу поработает.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — все-таки и Мэйнфорд слышал ее. — И я не уверен…
…этот разговор закончится так же, как и предыдущие, но не он первый, не он последний. И когда-нибудь — через месяц, год или десять — что-то да изменится.
А пока…
Пока Крылатый Змей летал над морем. И оно спешило расстилать зеркала, поднимало со дна сокровища, манило, обещало, звало…
Морю тоже хотелось продлить чудо.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
