Мне стало известно, милостивый государь, о том, как вы со мною поступили. Знаю я также, что, не довольствуясь тем, что вы так гнусно провели меня, вы не стесняетесь громогласно похваляться этим. Я видел написанное вашей рукою признание в совершенном вами предательстве. Признаюсь, сердце мое было глубоко уязвлено, и мне стало стыдно, что я сам некоторым образом способствовал вам в гнусном злоупотреблении моей слепой доверчивостью. Однако я не завидую этому постыдному преимуществу: мне только любопытно знать, во всем ли вы будете иметь надо мной подобное превосходство. И я узнаю об этом, если, как я надеюсь, вы соблаговолите быть завтра между восемью и девятью утра у ворот Венсенского леса близ деревни Сен-Манде. Я позабочусь о том, чтобы там имелось все необходимое для тех объяснений, которые мне остается от вас получить.
Письмо 163
От господина Бертрана к госпоже де Розмонд
С глубочайшим прискорбием выполняю я печальную обязанность сообщить вам новость, которая причинит вам столь жестокое горе. Разрешите мне сперва призвать вас к той благочестивой покорности воле провидения, которая в вас так часто всех восхищала и лишь благодаря которой мы можем переносить бедствия, усеивающие наш горестный жизненный путь.
Господин ваш племянник (боже мой, почему должен я причинить столь мучительную боль такой почтенной даме?), господин ваш племянник имел несчастье пасть сегодня утром в поединке с господином кавалером Дансени. Мне совершенно неизвестна причина их ссоры, но, судя по найденной мною в кармане господина виконта записке, которую я имею честь вам препроводить, он, по всей видимости, не является зачинщиком. А по воле всевышнего пасть суждено было ему!
Я находился в особняке господина виконта и дожидался его возвращения как раз, когда его привезли домой. Можете представить себе мой ужас, когда я увидел, как господина вашего племянника, залитого кровью, несут двое его слуг. Он получил две глубокие раны шпагой и был уже очень слаб. Господин Дансени находился тут же, и притом даже плакал. Ах, конечно, ему подобает плакать, но не поздно ли проливать слезы, когда уже совершено непоправимое зло?
Что до меня, то я не мог совладать с собой, и хотя я и маленький человек, а высказал ему все, что по этому поводу думаю. Но тут-то господин виконт и проявил истинное величие души. Он велел мне замолчать, взял за руку того, кто стал его убийцей, назвал его своим другом, поцеловал его при всех и всем нам сказал: «Приказываю вам относиться к этому господину со всем почтением, какого заслуживает благородный и доблестный человек». Вдобавок он велел передать ему в моем присутствии объемистую пачку бумаг, содержание которых мне неизвестно, но которым, насколько я знаю, он придавал огромное значение. Затем он пожелал, чтобы их на минуту оставили одних. Между тем я тотчас же велел послать за помощью, как духовной, так и мирской. Но, увы, состояние его оказалось роковым. Не прошло и получаса, как господин виконт уже потерял сознание. Над ним успели только совершить соборование и едва обряд окончился, как он испустил дух.
Боже правый! Когда при его рождении я принял на руки эту драгоценную опору столь славного дома, мог ли я предвидеть, что он скончается на моих руках и мне придется оплакивать его смерть? Смерть – столь преждевременную и злосчастную! Слезы невольно льются из моих глаз. Прошу у вас прощения, сударыня, за то, что осмеливаюсь смешивать таким образом мое горе с вашим. Но в любом сословии люди имеют сердце и чувства, и я был бы очень неблагодарным, если бы не оплакивал всю жизнь господина, проявлявшего ко мне такую доброту и оказывавшего мне такое доверие.
Завтра, после выноса, я все опечатаю, и в этом отношении вы можете на меня всецело положиться. Вам небезызвестно, сударыня, что горестное это событие делает ваше завещание недействительным и предоставляет вам свободный выбор наследника. Если я смогу быть вам полезным, прошу вас соизволить сообщить мне ваши распоряжения: я приложу все свои старания к тому, чтобы выполнить их точнейшим образом.
Остаюсь с глубочайшим уважением, сударыня, вашим покорнейшим... и проч.
Бертран.
Париж, 7 декабря 17...
Письмо 164
От госпожи де Розмонд к господину Бертрану
Я только что получила ваше письмо, дорогой господин Бертран, и узнала из него об ужасном происшествии, злосчастной жертвой которого стал мой племянник. Да, конечно, у меня будут для вас распоряжения, и только они принудят меня заняться чем-то иным, кроме моей смертельной скорби.
Присланная вами записка господина Дансени является убедительнейшим доказательством, что зачинщик дуэли – он, и я хочу, чтобы вы незамедлительно подали от моего имени жалобу. Прощая своему врагу, своему убийце, мой племянник мог поддаться врожденному своему великодушию; но я должна добиваться отмщения и за его смерть, и вообще во имя человеколюбия и религии. Никакой закон, направленный против этого пережитка варварства, оскверняющего наши нравы, не был бы чрезмерно суров, а я не думаю, чтобы в подобном случае нам предписывалось прощение обид. Поэтому я рассчитываю, что вы займетесь этим делом со всем рвением и со всей энергией, которые, как я знаю, вам столь свойственны.
Прежде всего вам надлежит повидаться с господином президентом *** и переговорить с ним от моего имени. Сама я ему не пишу, ибо хочу всецело отдаться своей скорби. Вы принесете ему за меня извинения и познакомите его с этим письмом.
