Книга День учителя - Александр Изотчин

Он не сомневался, что «отношения» с Ириной следует прекратить как можно быстрее, и для начала решил ей не звонить. Впрочем, так просто от нее отделаться не удалось. Завьялова как бы взяла на себя поддержание «огня» их «страсти», и через день после первого свидания позвонила сама. Она предложила сходить в Театр сатиры, куда, как оказалось, взяла билеты. На сцене лицедействовали Гурченко и Ширвиндт, пытавшиеся донести до зрителя философский смысл, вроде бы заложенный в пошлой пьесе Радзинского, а Андрей думал о том, что будет после спектакля. В антракте он выпил в буфете немного коньяку и в результате слегка воодушевился, наговорил Ирине колкостей, а возвращаясь в зал, с интересом разглядывал всех попадавшихся навстречу женщин. Завьялова была печальна, имела оскорбленный вид, но выяснять отношения не стала — и, по мнению Мирошкина, зря, «можно было бы все это разом прекратить» — а после представления завела провожавшего ее молодого человека домой и оставила в своей комнате на ночь. Ее отец был в какой-то командировке, а матерью Ирина видно крутила, как хотела. Оставшись спать с Завьяловой, Мирошкин «рекордов» не бил — вяло удовлетворил себя посредством девушки пару раз за ночь, причем в последний раз с ним случилось что-то непонятное — молодой человек никак не мог «кончить», а в какой-то момент почувствовал, что «слабеет». Мог получиться неприятный конфуз, но Андрей догадался закрыть глаза и представить себе Костюк во всей красе, после чего благополучно довел дело до конца. Наутро Ирина подала ему завтрак в постель, и, поедая вкусные завьяловские пирожки, Андрей подумал, что «его нынешняя», в общем, не так плоха и раз уж теперь у него все равно никого нет и быть не может — в связи с окончанием дачного сезона у Нины Ивановны, — то, почему бы и не повстречаться какое-то время с Иркой, поскольку у девицы имелись для этого условия, а она, похоже, соглашалась довольствоваться малым.

В последующие несколько месяцев интерес Мирошкина к Ирине поддерживался убеждением молодого человека в том, что он в целом хорошо устроился — с Ириной они виделись раз в неделю, пару раз за семь дней Андрей ей звонил, вообще держал девушку в «черном теле», полностью освободив себя от таких глупостей, как покупка цветов и подарков. Взамен же Андрей получил готовую удовлетворить и накормить женщину. Пользуясь тем, что Ирина не отнимала у него много времени, Мирошкин два дня в неделю посещал работу, а в остальные просиживал в библиотеке или архиве, что Завьялова вполне одобряла. В результате он здорово продвигался в своих изысканиях. Ирина познакомила его с друзьями, и это Андрею тоже понравилось — кроме Ильиной, так не поступала больше ни одна из его предыдущих пассий, а в случае с Завьяловой это свидетельствовало, что к нему относились более чем серьезно. Начались походы на дни рождения и праздники — такого досуга у Мирошкина раньше не было. Молодого человека, правда, немного смутило одно обстоятельство — своим братьям-школьникам девушка объяснила периодические ночевки у нее Андрея тем, что он «ее будущий муж». Тогда, кстати, они впервые заговорили о замужестве и много, помнится, смеялись по этому поводу. Потом разговоры на данную тему возникали еще и еще, но казались Мирошкину несерьезными: «общение» с Завьяловой продолжалось всего ничего, какие тут могут быть обязательства? Он даже убедил девушку пока скрывать в институте их отношения, чтобы не порождать слухов, и не компрометировать ее. Ирина, судя по всему, была не прочь «скомпрометироваться», но согласилась — лишь только посмотрела в глаза Андрею тем, уже знакомым, будто неоднократно виденным, странно внимательным взглядом. Потом вспомнилось: «Как Мешковская и Лаврова».

Получив стабильный, хотя и малоинтересный секс с Завьяловой, Мирошкин относился-то к нему, как к полезной регулярной процедуре, которой в то же время не следует злоупотреблять. Поэтому, выведя Ирину в воскресенье на какую-нибудь выставку или в кино, молодой человек затем, проводив ее к дому, уверенно поднимался в квартиру «попить чаю», снимал накопившееся сексуальное напряжение, каждый раз ограничиваясь одним «разом». В дни же, когда молодые люди не виделись, Мирошкин при желании столь же уверенно прибегал к онанизму, не задумываясь над тем, почему, имея всегда готовую к услугам женщину, он продолжает самоудовлетворяться, уединившись от Нины Ивановны в ванной. Исканий не было, поскольку грезы, проносящиеся в его сознании во время посещения ванной, представлялись не менее интересными, чем возня с Завьяловой. И это Мирошкин понимал даже рассудочно.

И в том случае, если Валерий Петрович (так звали Завьялова-отца) находился в очередной командировке, а Андрея «оставляли» на целую ночь, он чаще всего не выходил за пределы дежурного «одного раза». Бывали, конечно, и «порывы страсти»… Как-то, заехав по делу в институт, Мирошкин встретил в коридоре Завьялову, по-дружески разговорился с ней и согласился зайти попить чаю на кафедру методики. Там не было никого из преподавателей, Андрей привлек к себе поставившую перед ним чашку девушку и страстно поцеловал. В этом поступке не было ничего удивительного — на календаре была пятница, приближался сексуальный уик-энд — молодой мужчина успел «проголодаться». Через минуту они закрыли дверь кафедрального кабинета, и Мирошкин, опрокинув безропотно отдавшуюся ему Ирину на заваленный какими-то бумажками стол, овладел ею. «Прямо как Александр Второй и княжна Долгорукая первого марта 1881 года», — подумал он через несколько минут, укладывая в штаны свою успокоившуюся крайнюю плоть. Ирина выглядела воодушевленной. Неожиданная пылкость всегда сдержанного возлюбленного девушке явно польстила. С этого дня они увлеклись «быстрым сексом», предпочитая «трахаться» в экстремальных условиях. Ранее этот глагол, который Мирошкин впервые услышал из уст Ильиной, всегда казался ему грубым, но теперь слово употреблялось легко, поскольку наиболее емко определяло то, что он один раз в неделю делал с Завьяловой. Андрею почему-то доставляло особенное удовольствие заставлять Ирину совокупляться с ним не в девичьей, где для этого были все условия, а, не дойдя до квартиры, на подъездной лестнице, прижавшись к решетке лифта, зная, что несколькими этажами выше мог курить ее отец или кто-нибудь из братьев, по лестнице же — подниматься кто-нибудь из соседей, знавших девушку с детства. А как забавно было после этого выбросить из окна на улицу использованный презерватив! Он как бы испытывал Ирину, и ни разу не встретил отказа. Кроме лестниц и кафедры методики, их излюбленными местами стали переулки старой Москвы, по которой пара с наступлением весны гуляла. В этих местах можно было, улучив удобный момент, поставить Ирину «раком» и «попользоваться ею» (тоже все новые слова!) прямо в арке неизвестного дома, радуясь тому, что буквально через минуту мимо них прошли какие-то мать с ребенком или старушка. Абсолютным «рекордом» Андрей считал секс в метро, который у них имел место в час ночи, когда молодые люди возвращались, побывав в гостях, у одной из многочисленных завьяловских подруг. Вагон попался пустой, но они проехали как минимум через две остановки, прежде чем Андрей сумел «с честью» выйти из авантюры, в которую втянул совсем обалдевшую от его фантазий девушку. Им повезло — лишь на последней остановке в вагон ввалился вдребезги пьяный мужик, который принялся им что-то дружелюбно кричать, видно, вполне одобряя происходящее…

Андрею казалось, что его партнерша также получала удовольствие от их «экспериментов», ведь призналась же она как-то смущенно: нравится ей «экстремальный секс». Вскоре Мирошкину представился случай прибавить в жизнь девушки еще «экстрима». Впрочем, она сама стала тому невольной виновницей — одна из подруг Ирины снимала с мужем квартиру, но, уехав на майские праздники на дачу, оставила ей ключи, разрешив Завьяловой с Мирошкиным пожить в чужой съемной двушке «по-семейному». Завьялова, разумеется, не упустила случая. Среди обстановки, имевшейся в квартире, оказались видеомагнитафон и большой запас порнофильмов, которые молодые люди посмотрели с большим интересом. По сложившемуся со временем у Андрея мнению, этот просмотр и был самым ярким событием в их тогдашней репетиции семейной жизни. Завьялова же, в результате получавшая вместо обычного одного три, а то и четыре «раза» за день, была очень довольна и в промежутках между просмотрами и плотскими утехами стряпала своему «сексуальному монстру» недурные завтраки, обеды и ужины из привезенных любовниками продуктов. После почти беспрерывного двухдневного штудирования порнухи в памяти вдруг всплыло, как за пару лет до того Мирошкин отверг «смелое» предложение Лавровой. Теперь тогдашний его отказ показался молодому человеку смешным и даже немного постыдным. Многое в полузабытых уже отношениях с секретарем издательства «Задруга» представлялось ныне в ином свете. Андрею, думалось, что, попадись Лаврова ему сейчас, он вел бы себя не так и вообще все было бы не так, как было. И одновременно его пробирал знакомый липкий страх по поводу собственного здоровья, думы о Лавровой сразу становились неприятными, и тогда неприятными казались и беспрерывно совокупляющиеся на телеэкране пары, тройки, четверки и т. д. Мирошкин мрачнел, выключал видак, раздражался на недоумевающую Ирину, обижал ее, потом справлялся с собой, успокаивался, ел, пил, вновь включал телевизор и через какое-то время набрасывался на завьяловские телеса…